«Правда, Аня, ты ведешь себя как ребенок. Мои средства — принадлежат мне, твои — тебе. В этом и заключается справедливость», — сказал Дима, откинувшись на спинку дивана и заливаясь громким, искренним, казалось бы, смехом.
Однако теперь, спустя год, этот смех звучал для меня раздражающе — как звонкий металл низкого качества. Его взгляд, направленный сверху вниз, излучал приторное, самодовольное отношение. Раньше в нем читалась любовь, а сейчас — лишь снисходительное презрение к “бедной девочке”, которую он якобы открыл счастью, позволяя жить рядом.
— Мне просто казалось, что если холодильник общий, то его логично приобретать вместе, — тихо произнесла я, стараясь не встретиться взглядом, уставившись в узор ковра. Главное было не показать холодного гнева, медленно подплывающего из глубин души.
— Логично — это когда каждый сам за себя, — ответил он с претензией. — Я тебя содержу? Нет. Аренду и коммуналку оплачиваю? Да. За это скажи спасибо. А вот холодильник — это уже излишество. Старый и так работает.
Старый холодильник, который нам доставался по наследству от бабушки Димы, как раненое животное, грохотал ночами и превращал свежие овощи в замороженную массу. Я только кивнула в ответ.
“Всего лишь год, доченька, — звучал в памяти голос отца. — Не против Димы, против твоей наивности. Вы знакомы всего три месяца. Пусть докажет свою любовь, а не пользу от моих ресурсов. Живите на собственные деньги. Ни рубля от меня. Посмотрим, кто он на самом деле”.
Отец угрожал нам после стремительной свадьбы, считая Диму охотником за состоянием. Чтобы доказать обратное, я согласилась на испытание. Я даже вернула фамилию матери, чтобы на работе не связывали меня с семьей. Для Димы это превратилось в историю, как богатый отец “лишил наследства” непокорную дочь.
Но эксперимент показал слабость моего мужа. Поначалу он изображал великодушие, веря, что со временем свекор сменит гнев на милость. Затем он понял — поддержки не будет. И маска спадала постепенно. Сначала прекратились цветы, потом он забывал кошелек в ресторане, а затем установил раздельный бюджет, где его деньги были только его, а мои — считались общими.
— Не злись, — приблизился он и лениво провел рукой по моим волосам, будто гладил питомца. — Если заработаешь — сама купишь. Ты ведь стараешься, умница моя.
Я подняла на него взгляд, и увидела в его глазах непоколебимую уверенность в собственной правоте — словно он хозяин положения, благополучно обеспеченный, которому повезло взять себе в жены красивую, но ни на что не годную женщину.
Ключевой момент: Он и не подозревал, что “стараюсь я” в компании, которой руководит мой отец.
Он не знал, что именно я создала и воплотила в жизнь проект “Горизонт”, с которого ему светит большая премия. Дима был лишь формальным руководителем, ставившим подпись под моими докладами и красиво их презентующим.
И самое главное — он не догадывался, что завтра десятью часами утра войдет в кабинет не для повышения, а для увольнения.
— Конечно, милый, — я заставила себя улыбнуться самой послушной из всех улыбок. — Ты абсолютно прав.
Вечером он возвратился домой с блеском в глазах и кинул на стол папку с логотипом автосалона.
— Посмотри на эту красавицу! — с воодушевлением развернул буклет. Со страницы на меня смотрел хищный профиль дорогого внедорожника.
— Беру в кредит, конечно. Но с моей зарплатой — это пустяк. Первый взнос сделаю с премии по “Горизонту”, которая скоро будет выплачена.
Он говорил быстро и с энтузиазмом, не замечая моего неподвижного выражения лица.
“Горизонт” — мой проект, мои ночные бессонницы, мои переговоры и расчеты. Дима был лишь номинальным руководителем.
— Ты хочешь взять машину? — мой голос прозвучал приглушенно. — Но ведь ты говорил, что нужно экономить — у нас слишком слабая финансовая подушка.
Он оторвался от буклета и с искренним непониманием посмотрел на меня, будто я сказала что-то нелепое:
— Аня, ты путаешь. “У нас” — это когда речь идёт о твоих тратах. Я же не прошу у тебя денег, правильно? Я зарабатываю, я распоряжаюсь. Это мотивация!
Мужчина должен прогрессировать и стремиться — а ты тормозишь меня своими мелочными проблемами.
Он всё чаще прибегал к этому приему — обвинял меня в торможении.
— Я просто пытаюсь быть реалисткой, — сделала ещё одну попытку. — Может, сначала займемся жильем? Начнем копить на ипотеку? Вместе.
Дима рассмеялся тем же громким, уверенным и унижающим смехом.
— Ипотека? С твоей зарплатой? Не смеши меня, Анечка. Чтобы копить на ипотеку, нужно зарабатывать, а не сидеть за бумажками.
— Когда я стану коммерческим директором, поговорим. А пока радуйся за мужа — у него скоро будет шикарная машина. Должна гордиться.
Он обнял меня за плечи, его запах — дорогой парфюм и фальшивый успех.
— Кстати, — понизил голос заговорщицки, — завтра встреча с генеральным директором. Похоже, наконец оценят мои таланты.
Моё сердце замерло. Генеральный директор — отец.
Я отстранилась, стараясь скрыть напряжение.
— Это прекрасно, любимый! — с трудом выдавила улыбку.
Он лёг спать, излучая счастье и уверенность, а я долго сидела на кухне, глядя в темноту за окном.
Старый холодильник гудел, словно отсчитывая время до его падения, а я не собиралась желать ему удачи — напротив, я намеревалась наблюдать за разворачивающимся спектаклем.
Утро было наполнено его самодовольством. Насвистывая, он выбирал самый дорогой галстук. Я молча подала ему кофе, играя роль покорной жены.
— Нужно выглядеть на миллион, — пробормотал он, рассматривая себя в зеркале.
Мой взгляд упал на новое платье, простое льняное, которое я покупала, собирая деньги с нищенской “зарплаты” в течение трёх месяцев. Это была моя маленькая победа — символ независимости.
Дима заметил платье и, взяв его, с презрением произнёс:
— Что это за деревенский стиль?
— Это моё новое платье, — тихо ответила я.
— Понятно, на что хватило. А ещё, — стал серьезным, — когда я стану директором, ты должна соответствовать. Никаких дешёвых тряпок. Ты будешь женой важного человека. Это стыдно.
Он говорил, а я смотрела на мою маленькую радость, которую он только что раздавил.
В тот момент горячий утюг, оставленный им на секунду на доске для глажки, скользнул и прожег ткань платья уродливым коричневым пятном.
Он посмотрел на дыру, потом на меня — ни сожаления, ни раскаяния, лишь раздражение.
— Видишь? Платье избавилось от своей уродливости само, — усмехнулся он. — Не плачь, купишь новое, когда я разрешу и дам денег.
В тот момент во мне что-то оборвалось — без треска, без грома, просто тихий и окончательный разрыв. Год унижений и притворства сгорел вместе с платьем.
— Ты прав, — спокойным и твердым голосом произнесла я. — Пора избавиться от всего убогого.
Он не понял смысл слов, услышав лишь покорность. Он кивнул, взял портфель и поцеловал меня в щеку, уходя на встречу, которая, как он думал, вознесет его на вершину.
Я посмотрела ему вслед, а затем достала из шкафа свой лучший деловой костюм — подарок от отца на окончание университета, который Дима никогда не видел.
Приехав на работу на час раньше, я прошла мимо рабочих мест и направилась прямо к кабинету с табличкой “Начальник отдела продаж. Соколов Д.А.”.
Секретарша удивленно посмотрела на меня:
— Анна, вы куда? Дмитрия Алексеевича ещё нет.
Я улыбнулась:
— Я на своем новом месте. Принесите кофе, пожалуйста. И табличку поменяйте — теперь моя фамилия Орлова.
В десять часов дверь распахнулась, и вошёл Дима, сияющий уверенностью, с папкой под мышкой. Его улыбка медленно исчезла, когда он увидел меня в своем кресле.
— Аня? Что ты здесь делаешь? — с недоумением, но без тревоги попросил он. — Играй в другом месте, у меня встреча с генеральным директором.
— Я знаю, — ответила спокойно, делая глоток кофе. — И я тоже на встрече.
В дверь вошел мой отец. Дима обернулся, и его лицо побледнело, осознавая, что генерал директор теперь стоит рядом со мной.
— Доброе утро, Дмитрий, — отец обошел его, положив руку мне на плечо. — Познакомься, это твоя новая начальница, Орлова Анна Павловна.
Лицо Димы превратилось в маску отчаяния, страха и недоверия. Он переводил взгляд между мной и отцом, не в силах поверить.
— Орлова? Павловна? — прошептал он. — Что за цирк?
— Это не цирк, Дима. Это моя настоящая фамилия, — спокойно ответила я. — Павел Андреевич — мой отец.
Дима затрясся, словно получил удар.
— Отец? Ты… ты говорила…
— Я говорила, что отец хочет дистанцироваться. Это правда. Он не желал иметь дело с женщиной, позволяющей себя унижать. Он ждал, когда я осознаю это сама. Вот, я поняла.
Он встретил мой взгляд, и до него начал доходить смысл машины в кредите, премиальных, его слов о копейках и дешевой одежде.
— Анечка, это недоразумение! — сделал шаг навстречу с жалостливым тоном. — Я тебя люблю! Я для тебя всё!
— Ты всё для себя, Дима, — твердо ответила я. — Ты сам установил правила: твои деньги — твои, мои — мои.
— Моя компания, мой кабинет, моё решение: увольняешься. По статье — за присвоение чужих результатов. Все материалы проекта “Горизонт” — у меня.
Он застыл.
— Уволен? Ты не можешь…
— Могу. И по поводу машины не беспокойся — премии ты не увидишь, кредит не одобрят.
Отец молча наблюдал, и в его взгляде читалось одобрение.
— Ещё одно, — продолжила я, глядя прямо в глаза. — Свои вещи заберёшь до вечера, ключи оставишь консьержу. Юрист свяжется для развода.
Он смотрел на меня, словно на монстра, его напускная уверенность исчезла, остался испуганный и мелочный человек.
— Но… мы семья!
— У нас не было семьи, Дима. Ты был удобным проектом — но закрытым за провал всех показателей.
Я села в кресло и взяла ручку со стола.
— Если у тебя всё, уходи. У меня много работы.
Вечером, когда в квартире стихли звуки его поспешных сборов, я включила ноутбук, нашла на сайте бытовой техники самый большой и дорогой холодильник из нержавейки с ледогенератором и сенсорным дисплеем и нажала «Купить».
Оплата прошла мгновенно — с моей личной карты.
Вывод: Эта история — о том, как важно сохранять собственную самостоятельность и отстаивать личные границы в семье. Недостаток уважения и понимания приводит к разрыву отношений, но также даёт шанс начать новую жизнь, опираясь на свои силы и достижения.