— Мне нужна операция… — мой голос дрожит, словно осенний лист, готовый оторваться и улететь в неизвестность. — Врачи говорят, если не сделать, ноги могут отказать совсем…
В трубке раздается смех — колючий, холодный, режущий, словно осколки льда.
— Ты и так почти инвалид, какая разница? — голос сестры звучит с ядовитой насмешкой. — Лучше бы дачу отдала, а не цеплялась за неё, как утопающий за соломинку.
Я прижимаю телефон к уху так сильно, что в висках пульсирует боль. Внутри все сжимается в тугой ледяной комок. Они ждут. Вся родня, все эти “близкие”. Ждут, когда я исчезну, чтобы разобрать по кусочкам последнее, что мне осталось.
Дача… Единственная нить, связывающая меня с прошлым, с родителями, с тем временем, когда жизнь ещё не казалась бесконечной чередой боли.
Горло сжимается, но я заставляю себя говорить твердо:
— Вера, я не отдам.
— Ну и сгинь тогда в своей конуре! — её голос срывается на визг, а потом наступает тишина. В трубке раздаются короткие гудки.
Телефон выскальзывает из ослабевших пальцев, падает на потрёпанный кухонный стол. В тишине этот звук кажется оглушительным.
Моя комната — тринадцать квадратных метров одиночества. Выцветшие обои, местами отходящие от стены, потертая клеёнка на столе, шкаф с перекошенной дверцей. Здесь не осталось ничего от прежней жизни.
На подоконнике, свернувшись клубком, дремлет Серый — мой единственный друг. В янтарных глазах этого кота я нахожу больше тепла, чем в людях. Он всегда чувствует, когда мне плохо, и тихонько трется о мою руку, словно говоря: “Ты не одна”.
Я машинально открываю кошелек. Там пусто. Последние деньги ушли на лекарства несколько дней назад. Взгляд падает на настенный календарь. До следующей пенсии — две недели.
Как прожить эти две недели?
Почти на автомате набираю знакомый номер. Пальцы помнят его лучше, чем я сама.
— Дядя Коля, это я… — голос предательски дрожит.
— Лена, опять еды нет? — в его голосе усталость и сочувствие.
— Может, у вас в магазине что-то списанное осталось?
— Приходи вечером.
Я киваю, хотя он не может этого видеть.
Едва положив трубку, чувствую, как накатывает новая волна боли. Спина горит, каждая клеточка тела протестует против движения. Последствия того падения, которое изменило мою жизнь навсегда.
— Лена, ты такая красивая сегодня! — его голос звучит в памяти так ясно, будто это было вчера, а не двадцать лет назад. — Потанцуем?
Я закрываю глаза, и воспоминания накрывают, яркие и болезненные, словно свежие раны.
Майский вечер. Музыка, смех, разноцветные огни клуба “Метелица”. Я, двадцатилетняя девчонка в новом красном платье, купленном на первую зарплату. Я улыбаюсь, влюбленная, счастливая.
Игорь был идеальным. Высокий, красивый, с улыбкой, которая могла растопить лёд. Дарил цветы, водил в рестораны, обещал сказку. Даже мама, всегда скептически относившаяся к моим ухажёрам, одобрила его. “Надёжный парень, с таким не пропадёшь”.
Не пропадёшь…
А потом был тот вечер. Мы праздновали его повышение у него дома. Шампанское, музыка, город за окном. Я мечтала вслух — о будущем, о семье, о путешествиях.
— Ты ведь ничего из себя не представляешь, — внезапно сказал он, и в его глазах мелькнуло что-то чужое.
Я замерла.
— Что?..
— Думала, я влюбился? В такую, как ты? — его усмешка обожгла хуже удара.
— Игорь, что ты…
— Давай проверим, умеешь ли ты летать?
Его руки схватили меня за плечи. Один толчок — и мир перевернулся. Ветер свистел в ушах. Я падала.
Перед глазами не промелькнула вся жизнь. Только асфальт, который приближался с неумолимой скоростью.
Удар.
Темнота.
Очнулась в больнице. Белый потолок, стерильный запах, приглушенные голоса. И невыносимая боль.
— Вам повезло, — сказал врач. — Поврежден позвоночник, но если пройти реабилитацию, возможно, вы снова сможете ходить.
Я боролась. День за днём, месяц за месяцем. Училась снова двигать ногами, терпела адскую боль.
А Игорь?
Игоря судили. Он получил пять лет. Смешной срок за то, что он сделал с моей жизнью.
После суда я начала всё с нуля. Думала, что теперь осторожнее, умнее, что больше не позволю никому сломать себя.
Но судьба приготовила второй удар.
Андрей…
Мягкий голос, заботливые руки. Сосед по подъезду, вдовец с печальными глазами. Он помогал, носил продукты, чинил кран, говорил: “Ты заслуживаешь счастья”.
Я поверила.
А потом однажды он вернулся домой злой. Удар. Второй.
— Какая же ты красивая, когда плачешь, — шепнул он, касаясь моего окровавленного лица.
Я жила в страхе. Боялась дышать. Боялась посмотреть не так, сказать не то.
А потом был тот день.
Он был пьян. Команда проиграла матч. “Это всё ты!” — заорал он и прижал раскаленный утюг к моему плечу.
Я кричала.
Очнулась в больнице.
— Нам пришлось удалить часть черепной кости, — усталым голосом сказал врач. — Теперь у вас там пластина.
Я сбежала.
Оказалась здесь. В этой комнате, где единственный свет — глаза Серого, единственная поддержка — дядя Коля, а единственная надежда — операция, на которую у меня нет денег.
Сегодня вечером я сяду перед старым ноутбуком и напишу:
“Меня зовут Елена. Я не прошу жалости. Я прошу шанса. Шанса снова ходить без боли.
Если не сделать операцию, через полгода я не смогу ходить вовсе.
Триста тысяч рублей. Для кого-то — новая машина, для кого-то — отпуск. Для меня — жизнь”.
Я расскажу свою историю.
И, может быть, кто-то протянет руку.
Потому что пока есть люди, готовые помочь, есть надежда.
А надежда — это всё, что у меня осталось.