Она снова забыла положить сахар в чай. Виктор спросил меня об этом с таким спокойствием, что я уже знала, что сейчас начнется. Вся атмосфера в гостиной изменилась, словно все замерли. Мать отвела взгляд, сестра уткнулась в телефон, а отец занялся изучением узора на скатерти. Когда-то такие воскресные ужины приносили радость, но теперь они стали источником постоянного стресса.
— Прости, сейчас принесу, — сказала я, чувствуя, как мои руки начинают дрожать. Фарфоровая чашка в его руках — свадебный подарок тёти — выглядела такой же хрупкой, как и наши отношения. Золотая кайма, едва заметная трещина на донышке. Он всегда пил только из этой чашки, говоря, что все остальные посуды “недостойны”.
— Нет-нет, сиди, — сказал он с улыбкой, от которой мне становилось не по себе. — Расскажи лучше, почему ты решила, что можно подавать чай без сахара? Это ведь базовые вещи, которые должна знать каждая хозяйка, не так ли, мама?
Мать молча пробормотала что-то, не поднимая глаз. Сестра Ирина мельком взглянула на меня и тут же спрятала взгляд, когда брат повернулся к ней. Отец молча постукивал пальцами по столу.
— Виктор, давай потом обсудим, — тихо произнесла я, чувствуя, как краска стыда заливает моё лицо.
— А что такого? — он театрально развел руками, задевая локтем вазу с печеньем, которая едва не упала. — Я просто спрашиваю. Мы же семья, верно? У нас нет секретов. Лена просто… скажем так… недостаточно внимательна. Верно, дорогая?
Я молча направилась на кухню, почувствовав, как его слова терзают мою душу. За спиной послышался его смех и саркастический комментарий: “Как всегда — вместо ответа просто убегает.” И затем, чуть тише: “Прямо как школьница”.
На кухне я оперлась на стол, пытаясь восстановить спокойствие. Снаружи дождь продолжал лить, создавая звуки, которые я когда-то находила успокаивающими. Сейчас же они только усиливали моё беспокойство. Вдруг я заметила забытый телефон — Ирины. Сообщение мигнуло на экране.
Сообщение от свекрови: “Ира, поговори с братом. Он опять при всех. Мне страшно за Лену. Это уже слишком.”
Что-то внутри меня надломилось. Я поняла, что все они знали, молчали и принимали это. Но я больше не могла.
Воспоминания нахлынули — его насмешки, его обиды, его “шутки”, которые стали слишком частыми. Я смотрела на старинную сахарницу в руках и ощущала, как она становится тяжёлой. Она, как и всё, что связывало меня с ним, была треснувшей, но я всё ещё держалась.
Но, вместо того, чтобы разрушить её, я поставила сахарницу на поднос и вышла обратно в гостиную, выпрямив спину.
Виктор продолжал говорить, не заметив моего возвращения. Он рассказывал о своём повышении, не обращая внимания на то, что я стояла рядом.
— … и представляете, директор говорит: «Виктор Сергеевич, именно такие люди, как вы, нам и нужны — ответственные и внимательные», — сказал он, кивая в мою сторону. — А она даже сахар в чай положить не может без напоминания.
Я поставила сахарницу на стол, и её звук прервал его речь. Все взгляды немедленно обратились ко мне.
— Что-то не так, дорогая? — с той самой фальшивой улыбкой спросил он.
Неожиданно я почувствовала странное спокойствие, которое пришло будто из ниоткуда. Словно что-то переключилось внутри меня, и я перешла от состояния терпения к решимости.
— Всё отлично, — ответила я, расправляя салфетку на коленях. — Продолжай, это очень интересно.
Он нахмурился, ожидая моей привычной реакции. Я же смотрела на него со стороны, осознавая, что теперь я вижу его настоящим. Людьми, которые обижают, чтобы почувствовать свою важность.
— Я подала на развод, — слова вырвались тихо, но они заставили всех замереть. Ложечка выпала из рук Ирины и звякнула о блюдце.
Виктор замер. Его лицо застыло в недоумении, но я уже не чувствовала страха.
— Ты… что? — медленно произнёс он, ставя чашку.
— Я больше не буду твоей мишенью для унижений, — ответила я с решимостью. — Ни наедине, ни перед твоей семьёй, ни перед кем-либо ещё.
Его мать прижала ладонь ко рту, отец впервые посмотрел ему в глаза. Ирина застыла, не отрывая от меня взгляда.
— Ты сошла с ума, — процедил Виктор. — Какие унижения? Я просто шучу. У тебя нет чувства юмора.
Он вскочил с кресла, выкрикнув: “Скатертью дорога! Я из кожи вон лез, чтобы тебя всему научить, а ты неблагодарная!”
Я молча забрала чемодан и пошла к двери. На улице лил дождь. Зонта не было, только адрес подруги, которая ждала меня.
— Лена, подожди! — крикнула Ирина, выбежав с зонтом.
Я приняла его, но в груди стало легче.
Когда я вышла на улицу, я шагала под дождём, чувствуя себя освобождённой. Мокрые волосы прилипли к лицу, но я не оглядывалась. Шаг за шагом, я уходила в новую жизнь.