Лида всегда делала вид, что у них нет сына, но это было лишь на показ. Несколько раз в течение дня она невольно задерживала взгляд на старой куртке, как будто проверяла, не станет ли она слишком широкой для него, затем неохотно убирала зефир в шоколадной глазури обратно на полку, хотя кроме Сашки никто им не лакомился. С грустью она отступала к отделу с вафлями, которые так любили муж и дочка Соня, и снова невольно повторяла в душе: «Когда же я его потеряла?»
Нельзя было говорить об этом мужу. Он сжег все воспоминания о сыне — выбросил вещи и фотографии, а стоит только кому-то упомянуть имя Саши, как он впадает в ярость. Однажды, разозлившись, он разбил сервант и порезался, после чего Лида целый месяц пыталась смыть пятна крови с пола, но в конце концов сдалась, купила новый покрывал и замаскировала следы. Ей было понятно, почему муж так бесится — он всегда видел в Саше образ брата Лиды, Геннадия, который когда-то разрушил ему жизнь. И Лида сама, если быть честной, всегда чувствовала, что в сыне просыпаются те самые гены человека, о котором она всю жизнь старалась забыть, как сейчас пыталась забыть и самого Сашу. Лишь теперь она начала понимать ту боль, что испытывала её мать, которая до последнего надеялась, что её сын однажды вернется.
«Вся эта гадость — кровь твоего брата!» — кричал муж, когда Саша отказывался заниматься борьбой, хоккеем или любой другой спортивной секцией, требуя перевести его в музыкальную школу. — «Ты слышала, что он предлагает? Отдать его на уроки игры на скрипке! Если уж на гитару, это еще простительно, а вот скрипка — он что, девчонка?»
В детстве Генну часто обзывали «девчонкой». Он отрастил длинные волосы, носил яркие приталенные рубашки и слушал необычную музыку, показывая заграничные журналы, которые в его школе, где большинство учеников были детьми работников мясокомбината, совершенно не понимали. Генна часто подвергался побоям, и Лида сначала пыталась его защищать, а потом перестала вмешиваться. Ей до сих пор запомнились обиженные глаза брата, когда она впервые не остановила очередную драку, и его горькие слова:
«Ты, как Шрам, предательница! Вот кто ты на самом деле!»
С тех пор во рту у Лиды оставался солоноватый привкус предательства.
«Король Лев» был их семейным мультиком. Они пересматривали его так часто, что видеокассету оставляли на столе. Генна обожал Симбу, а Лида всегда тянулась к образу Тимона.
Несмотря на все побои, Генна не менялся — мечтал стать музыкантом или модельером. Мама утверждала, что он унаследовал страсть к искусству от деда, потомственного дворянина и ценителя прекрасного, хотя отец говорил, что это всего лишь байки. Единственным доказательством служила старинная печатка с гравировкой, которую мама обещала подарить Генну на совершеннолетие. Он так мечтал об этом, что даже подумывал подделать дату своего рождения.
«Ты что, идиот?» — смеялась Лида, вспоминая, как мать всегда точно знала год, в котором он родился.
В итоге, печатка досталась Лиде, ведь Генна уже к восемнадцати покинул дом — он вступил в плохую компанию, начал пить, а затем и заниматься более сомнительными делами. Мама плакала, а отец заявлял, что у него больше нет сына. Точно так же, как и муж Лиды в настоящем.
На занятиях музыкой Саше не разрешали учиться играть ни на скрипке, ни на гитаре. Муж боялся, что в нём пробудится дух Генны, которого они, уверенные, что уже не нашли, не сумели похоронить, ведь никто не знал, где он находится, а с такой болезнью долго не живут.
Про болезнь узнали, когда Генна, бывший ещё женихем, подставил мужа Лиды. Уже снявшись с родительского дома, Лида была на седьмом небе от счастья: сбежать от навязчивого контроля родителей и стать невестой такого видного парня — мечта любой девушки. Тот служил в армии и планировал поступать в Академию Федеральной службы, чем Лида гордилась. Правда, самой поехать в Москву ей казалось слишком страшным испытанием — город казался ей слишком шумным и запутанным.
И хотя поездка в Москву так и не состоялась, Лида со временем поняла, что муж никуда не пойдет, ведь он до сих пор обвинял только Генну в том, что его жизнь испортила его предательство.
Однажды ночью в дверь постучался избитый Геннадий, с больными блестящими глазами. Лида, хоть и знала, что будущему мужу это не понравится, пустила его. Генна приютился у них на неделю и рассказал о своей болезни, от которой Лида была почти не осведомлена, а затем поделилась этой новостью с мужем. Тот в ярости выгнал Генну из квартиры, громогласно ругая Лиду и обвиняя её, что если он заразил их, то…
Видимо, Генна обиделся и донес о тайниках, где он сам хранил свою «гадость». Даже отпечатки на пакетах, предположительно, найденных из мусорных баков, говорили о том, что всё было сделано нарочно. И кто после этого мог называться Шрамом?
Муж согласился только на художественную школу, надеясь, что Саша хоть как-то оправдается и станет архитектором, ведь хоккеем он точно не интересовался. Он заставлял Сашу отжиматься, водил его на улицу, обливал холодной водой, несмотря на его плач и жалобы, чтобы тот не назывался слабаком, как Генна. Лида тихо думала, что, несмотря на всё, её сын был совсем другим. Да, он тоже тянулся к искусству и любил странные наряды, но в остальном отличался от Генны. В детстве, когда Лида пыталась показать Саше «Короля Льва», ему этот мультик не понравился, и ей от этого было грустно.
Саша был, во многих отношениях, лучше Генны: он не ввязывался с плохими компаниями и не имел вредных привычек. Однако муж предпочел бы, чтобы Саша прятал сигареты в карманах, чем демонстрировал своё нынешнее поведение.
Всё началось с волос. Саша стал отращивать их, словно подражая Генне, и муж взял машинку, обрил его почти наголо. Саша расплакался, кричал и оскорблял отца, за что получал новые побои. Через месяц, когда волосы немного отрасли, он покрасил их в ярко-зеленый цвет, и снова получил порцию наказания, вновь расплакался.
Позже последовал пирсинг, первая татуировка и череда скандалов. После окончания школы Саша отказался от поступления, заявив, что будет заниматься татуировкой, ведь он ведь уже посещал художественную школу. Это сильно напугало Лиду — ей казалось, что хотя бы получить образование, пусть даже в училище, было бы правильно. Муж радовался: он надеялся, что сына заберут в армию, где «избавят» его от всех этих наклонностей. Он будто забывал про порок сердца, ведь операция даже проводилась, а Лида, уже беременная Соней, лежала в больнице и почему-то думала о Генне.
Лида чувствовала, что всё так и должно было закончиться: постоянные ссоры, грубость мужа и его приступы пьянства. Однажды Саша осмелился дать сдачи отцу, и на следующее утро его вещи уже ждали на лестничной площадке с надписью:
«Чтобы больше никогда тебя не видел!»
Лида, хоть и плакала, понимала, что злить мужа — плохая идея. Иногда, точнее, всё чаще она задумывалась об уходе от него, но мысль о жизни в одиночестве пугала её: квартира была куплена родителями, а у неё больше никого не было. Кроме того, Лиду охватывал страх одиночества — ведь она никогда не жила одна, работая в библиотеке за копейки. И как же быть с Соней, которую муж обожал, и которую он нежно, но жестоко оборачивал: даже в шутку говорил, что сможет смыть с неё пыль. Лида знала, что в этой шутке есть доля правды. Поэтому Соня осторожно не приглашала домой своих кавалеров, о чем Лида узнала, увидев переписку на её ноутбуке. Соня проводила за ноутбуком почти все дни, даже таская его с собой в колледж.
Однажды, когда отец был в ванной, а Лида и Соня вместе лепили пельмени на кухне, Соня тихо сказала:
«Мам, Саша женится через две недели!»
Пельмень выскользнул из рук Лиды, и она удивленно спросила:
«Как женится?»
«Как обычно, — ответила Соня. — Он пригласил меня на свадьбу, и тебя тоже», — добавила она.
Сердце Лиды забилось быстрее.
«Так ты с ним общаешься?» — спросила она, и дочь округлила глаза.
«Если вы, бессердечные, выслали собственного сына, ты думаешь, я откажусь от брата?» — твердо заявила Соня.
Лида почувствовала стыд, словно дочь знала о Генне, и упрекала её за молчание.
«Я его не выгоняла», — начала оправдываться Лида, на что Соня лишь махнула рукой:
«Ага, не выгоняла… Хотя хоть бы раз должна была встать на его защиту! Ладно, сейчас не об этом. Я собираюсь ехать, а ты можешь что-нибудь придумать?»
Мысль о том, что она может обмануть мужа, заставила Лиду замереть.
«У тебя есть фотография?» — тихо спросила она.
«Чья? Сашкина?» — удивленно переспросила Соня.
«Нет, не его, а невесты», — уточнила Лида.
«А… да, сейчас найду», — ответила дочь, схватив ноутбук, на котором клавиши были засыпаны мукой. Лида хотела возразить, но не стала — спорить было не кстати.
«Вот», — торжественно сообщила Соня, показав фотографию невесты Саши. Лида ощутила, как сердце сжалось: образ татуированной девушки с непривычными прическами, серьгой в носу и причудливыми аксессуарами вызывал ужас — мужу это точно не понравилось бы.
«Какой кошмар!» — вырвалось у Лиды.
Соня закатила глаза:
«Мам, ну пожалуйста, придумай что-нибудь для папы, я очень хочу поехать!»
Лида тоже мечтала уехать, особенно после того, как увидела сообщение от Саши: «Скажи маме, мы будем рады тебя видеть». На аватарке Саши сверкали желтые волосы, а количество татуировок лишь увеличилось.
Обмануть мужа оказалось не так просто, как Лида думала. За годы совместной жизни она многое поняла, поэтому заранее ничего не сказала, хотя купила дочери наряд, а для себя нашла красивое платье в секонд-хенде. Деньги на подарок пришлось вынуть из тайника, и, возможно, муж что-то заметил, но Лида надеялась, что все пройдет гладко.
Накануне свадьбы она заявила:
«Тётя Дуся умерла».
Лида солгала, не моргнув глазом — тётя Дуся умерла уже десять лет назад, и мужу об этом никогда не говорили, так как он и не знал такой тёти.
«Надо ехать», — спокойно продолжала она. — «Говорят, у дома крыша протекает, забор упал — надо бы подлатать. Ты же у нас мастер на все руки, надежда последняя».
Муж, любивший деньги и ленивый, когда дело касалось чужих дел, согласился. Да, дома всё было в полном порядке, ведь Лида говорила правду: он мог починить любую вещь, всегда занимался ремонтом, но бесплатно работать он не желал. Её хитрость сработала.
«У нас сборы как раз, я не смогу поехать», — возразил он.
«Может, Соню с собой возьму? Она поможет», — предложила Лида.
«А куда же?» — спросил муж.
«Под Питером, как я тебе говорила», — ответила Лида, хотя на самом деле речь шла о Тамбове, но это уже не важно.
При упоминании города муж напрягся, но Лида старалась вести себя невинно, будто Саша тут ни при чем, и в итоге он уступил:
«Ну да, пусть едет».
Праздничные наряды пришлось спрятать в сумках, чтобы не вызвать подозрений — ведь на похороны с чемоданом не отправляются. Соня радостно строчила брату сообщения:
«Он так счастлив, что ты приедешь! И Мила тоже!»
«Мила?» — переспросила Лида.
«Да, невеста Саши. У неё только брат, родители развелись в прошлом году, ей, наверное, очень одиноко. Только, пожалуйста, не допускай ваших глупых комментариев о татуировках», — добавила Соня.
Лида вздохнула, словно упрекая саму себя за прежние замечания. Затем она задумалась: что, если бы она перевела телефон в авиарежим, как планировала, и муж не смог бы ей помешать, ведь он мог в любой момент позвонить? Но спустя два часа до посадки она передумала, предпочтя знать, что он всё-таки в курсе. Поэтому, когда зазвонил телефон, Лида вздрогнула от собственного негодования за забытый авиарежим, посмотрела на экран — это был незнакомый номер.
— Алло?
— Лидия?
— Да.
— Меня зовут Аня, я звоню от вашего брата, Геннадия.
Лиде в голову ударила волна ужаса, и глаза потемнели.
— Ген-надия? — заикаясь переспросила она, во рту стало солоно.
— Да. Он… Он умирает и хочет увидеть вас, — продолжила Аня.
Если бы Аня сообщила, что Геннадий шлет привет с того света, Лида удивилась бы меньше. Она долго не могла подобрать слов, и Аня спросила:
— Вы еще там?
— Да, — выдохнула Лида. — Простите, я думала, что…
Затем она замолчала.
— Так вы приедете? — спросила Аня с легким раздражением в голосе.
— Сейчас? — тихо уточнила Лида, понимая, насколько нелеп звучит вопрос.
Дочка, которая после проверки, что звонок не от отца, вслушивалась в разговор, забеспокоилась, но Лида, осознавая сложность своего выбора, ни на секунду не сомневалась и ответила:
— Приеду.
Соня, конечно, сначала была в недоумении и расстроилась — она никогда не слышала о Геннадии. Возможно, ей показалось, что Лида ее обманывает, ведь кто-то вдруг рассказал о брате, о котором она ничего не знала. Но позже выяснилось, что это был настоящий Геннадий.
Мужчина, лежавший на больничной койке, был худощав, с желтоватой кожей и короткими волосами с проседью. На первый взгляд, он не походил на брата Лиды, но когда она подошла ближе, ее взгляд зацепился за голубые, почти прозрачные глаза с темными крапинками по краю. Лида растерянно присела на стул рядом с ним, не зная, что сказать. Геннадий сам протянул руку, коснулся её, и тихим, хриплым голосом произнёс:
— Лидочка…
Как можно успеть обсудить двадцатилетнюю разлуку, если осталось всего несколько часов или дней? Лида чувствовала себя неуверенно и даже жалела, что приехала.
— У тебя такое странное выражение лица, — смеялся Геннадий. — Словно мы снова смотрим «Короля Льва», помнишь?
Лида улыбнулась, вспоминая давние времена, и неловкость вдруг исчезла. Они разговорились, перебивая друг друга, задавая вопросы и отвечая на них.
— Почему ты все эти годы скрывался? — наконец спросила Лида.
Геннадий удивленно посмотрел:
— Я писал тебе, сначала письма, потом звонил на домашний, но твой муж… В общем, я думал, что ты не хочешь со мной общаться. Несколько лет назад, когда я подумал, что у тебя, наверное, уже есть сотовый, я нашел его и отправил сообщение. Ты его не видела?
Лида сказала, что никаких сообщений не получала.
— Ты ответила, чтобы я больше не искал встречи. Я и не стал пытаться, понимал, что после всего случившегося… Это Аня уговаривала меня, я не хотел тебя тревожить, но она настояла.
На мгновение разговор замолчал, и Лида подумала, что, возможно, муж тоже как-то вмешался в эту встречу, но обсуждать это было не к месту. Она перевела тему, рассказав Геннаду о Соне, о Саше, упустив при этом упоминание о том, что их сына выгоняли из дома.
— Он занимается татуировками, представляешь? — сказала Лида с ноткой горечи. — Мы думали, что он станет архитектором, а получилось совсем иначе.
Геннадий тихо засмеялся.
— Помнишь, как ты вручную рисовала мне татуировки синей ручкой? Мать ругала нас, говоря, что татуировки делают только заключенные.
— Такого не было! — возразила Лида.
— Было, — усмехнулся он. — Мы были совсем детьми. Ах, Лидочка, как же хотелось бы хоть на мгновение вернуться в те времена…
Внезапно Лида заметила на руке Геннадия ту самую печатку, о которой он так мечтал. С нежностью она сняла её с собственного пальца и надела на его, видя, как кольцо болтается, и от этого её сердце сжалось: он казался таким худым, словно не просто умирал, а исчезал, оставляя в этом мире всё меньше следов.
Когда их взгляды встретились, Лида увидела в его глазах невысказанные слова. Они замолчали, погружённые в молчаливое понимание.
— А эта Аня — кто она для тебя? — осторожно спросила Лида.
— Аня? Это моя жена, — тепло улыбнулся Геннадий.
— Жена? Такая молодая? Но ведь ты… — Лида не смогла закончить мысль, не находя слов для описания его болезни.
Геннадий мягко ответил:
— Она замечательная… Если бы ты знала, как она меня спасала.
Лида провела ночь в больнице, по очереди сидя с Аней у постели Геннадия. Страх овладел ею: она боялась, что в её час дежурства брат её покинет навсегда. Однако, её опасения оказались напрасными — Геннадий ушёл, умерши на руках своей Ани. Когда Лида проснулась, неестественная тишина в палате сразу дала ей понять, что случилось, и слёзы боли навернулись.
Вскоре всё всплыло наружу: и свадьба Саши, и прощание с Геннадия. Муж устроил жуткий скандал, даже ударив Лиду, и она, в свою очередь, почувствовала облегчение — это дало ей повод сделать то, о чем она давно мечтала.
— Я ухожу, — заявила она решительно. — Хватит, я больше не могу. Всю жизнь ты держал меня в страхе, как животное, а не как человека!
Муж, сначала растерявшись, затем с язвительной улыбкой сказал:
— Ну и иди! Куда пойдёшь? К нашему клоуну сыну? Давай, посмотрим, как он тебя примет!
Лида высоко подняла голову:
— Не волнуйся, мне есть куда идти. Геннадий кое-что мне оставил.
В глазах мужа мелькнул корыстный блеск — он любил наследство. Лида добавила:
— И ни в коем случае не рассчитывай, что что-то получишь.
Она боялась, что муж попытается остановить её, но, может, всё эти годы переживаний оказались напрасны — муж отпустил её легко, почти с облегчением. Лида вдруг задумалась: а не мечтал ли он о том же? Может, его злоба возникала из-за женщины, которую он не мог оставить ради дочери? Но разбираться в этом было не к месту.
Лида блефовала, утверждая, что у неё есть планы на будущее. Геннадий действительно оставил ей немного денег, но почти всё его имущество ушло на лечение в последний год его жизни. И её догадка оказалась верной — у мужа уже давно была любовница, и он надеялся, что Соня простит его, учитывая, что развод инициировала Лида. А самой Соне было всё равно, лишь бы её оставили в покое. В итоге муж забрал все свои вещи — новый телевизор, холодильник, и даже часть имущества, а квартиру оставил им. Лида почувствовала себя свободной, хотя уже забыла, что значит это слово.
Адрес салона, куда Лида собиралась поехать, дала ей Соня. В незнакомом городе Лиде было сложно ориентироваться: дважды она спрашивала дорогу у прохожих, но всё равно заблудилась и даже прошла мимо нужного здания. Входя, она с опаской посмотрела на женщину за стойкой, которая спросила, на сколько и к кому она записалась. Лида смутилась, ведь заранее не подумала об этом.
— Мне бы к Александру, — неуверенно произнесла она.
— Вы не записывались? — удивленно переспросила девушка.
Лида покачала головой.
— Ладно, сейчас уточню. Вы хотите обсудить татуировку?
— Да, именно, — подтвердила та. — Но учтите, на пятнадцать у него уже клиент.
Лида, немного растерявшись, вошла в назначенный кабинет. И тут слёзы нахлынули ей на глаза — она так давно не видела сына, и он изменился до неузнаваемости.
— Мама? — встревоженно произнёс Саша, подскакивая с кушетки, хотя, видимо, уже был предупреждён Соней.
— Привет, сынок, — тепло сказала Лида, хотя ей и хотелось обнять его, но она боялась его реакции.
Саша неловко притянул её к себе, и Лида, слегка закашлявшись, сказала:
— Прости, я не хотела расплакаться. Но, знаешь, я пришла по делу. Можешь сделать мне татуировку?
Глаза Саши округлились от удивления.
— Мам, что ты говоришь?
— А что, тебе можно, а мне нельзя? — пошутила она.
Саша рассмеялся.
— Ты серьёзно?
— Более чем, — ответила Лида.
Она села на кушетку для клиентов и сказала:
— Сделай мне что-нибудь небольшое, просто на память.
Саша стал серьезнее:
— Хочешь, я покажу тебе эскизы?
Лида покачала головой:
— Нет, я уже знаю, что хочу. Нарисуй мне Симбу, маленького львенка из «Короля Льва», — уточнила она, заметив легкое недоумение на его лице.
Саша засветился:
— Конечно, смогу! Ты ведь всегда любила этот мультик, правда?
— Любила, — тихо ответила Лида. — Очень…
Приступив к работе, Саша понимал, что татуировка доставляет боль, и Лида, прикусив губу, закрыла глаза. В этот момент ей показалось, что она снова стала маленькой девочкой, смотрящей любимый мультик, а рядом нежно прижимался её младший брат.
Таким образом, на фоне боли и воспоминаний, Лида вновь обрела связь с прошлым, с теми мгновениями, когда в сердце теплел огонёк надежды и любви, и она осознала, что, несмотря на все утраты, память о близких живёт в каждом рисунке, в каждой линии татуировки.