– Это… откуда? – прошептала Яна, не отрывая взгляда от серебристой громады.
– Подарок, – довольно сообщила Ларисса Викторовна. – Нормальный, семейный. А то твой старьё – полки шатаются, прокладка старая. А тут у нас с Олежкой будут свои продукты. Для нас. Ты свои туда не клади, ладно?
«У нас с Олежкой».
Яна даже не сразу поняла, что именно её кольнуло – «наш» холодильник в её квартире или то, как легко свекровь вычеркнула её из «нас».
– Мам, я же говорил, – из гостиной отозвался Олег, уже растянувшийся на диване, – у Яны там свои банки, своё всё это, грудное, пюрешки. Нам надо отдельно.
Яна моргнула.
– Олег… – голос предательски дрогнул. – Это моя квартира.
– Ну и что? – он даже головы не повернул. – Ты ж теперь не одна, ты с нами. Надо подстраиваться.
Ларисса Викторовна ласково щёлкнула языком:
– Яночка, не начинай. Ты только родила, гормоны. Тут надо организованность. Ты же сама всегда всё в кучу валишь.
Яна прижала Диму ближе. Малыш посапывал, пах молоком и чем-то невероятно родным – единственное, что сейчас было по-настоящему её.
– Где… детская? – спросила она вдруг. – Я же комнату готовила…
– А, ты про ту? – свекровь махнула ложкой куда-то в сторону. – Мы там швейный пока поставили. Мне же тоже надо где-то быть, я ж не на три дня приехала. Дима пусть с тобой в спальне. Или в зале, там теплее.
«Не на три дня».
Яна почувствовала, как леденеет между лопатками. Пока она лежала в роддоме, здесь жили другой женщиной. Передвигали мебель. Втаскивали технику. Олег… даже не спросил.
– Иди отдыхай, – отмахнулся он. – Мы тут сами.
Спать не вышло. Резкий запах свекровиных духов в спальне перебивал запах Диминых волосиков, а из кухни доносились их приглушённые голоса.
– Надо её поднажать, – шипел Олег. – Пока она мягкая. Ты же видишь, она всё тянет.
– Поднажать, поднажать… – вторила Ларисса. – Надо, чтобы она долю оформила. Ты тут живёшь, ребёнок тут, а квартира на неё – это что за справедливость? Пусть подарит половину тебе. Или мне, мне надёжнее.
– Ты же знаешь, она упрётся, – вздохнул Олег. – Но ничего. У неё выбор какой? С ребёнком на съёмную?
Ларисса фыркнула.
– Родила – значит, должна. Мы ж тебе помогать будем. Холодильник уже поставили.
Яна лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок. Ломило шов, ломило спину. Но сильнее всего ломило уже не тело.
Они решили, что она сейчас – удобная. Что с младенцем на руках она подпишет всё.
Они ошиблись.
Утром она встала раньше всех. Дима посапывал в переноске, пока она тихо рылась в верхнем шкафу, куда ещё до роддома спрятала плотную папку. Она прятала её вовсе не от Олега – тогда ей просто было спокойно, что документы бабушки лежат не «где попало». Но сейчас папка вдруг стала оружием.
Свидетельство о праве собственности. Дарственная именно на неё. Выписка из ЕГРН. И – самое главное – свежая доверенность на её имя от нотариуса, датированная… вчера.
Пока она была в роддоме и Олег не отвечал на звонки, к ней приезжала тётя Вера. Та самая, что всегда говорила: «Яночка, ты одна, береги документы». Они тогда ещё посмеялись: кому понадобится её двушка на окраине? Но тётя настояла – оформили доверенность, что в случае «жизненных обстоятельств» Яна может сдавать, продавать, менять.
Жизненные обстоятельства прибежали в виде нового холодильника.
Яна достала телефон и написала коротко: «Вер, ты была права. Сегодня. Как договаривались. Я скажу, когда подниматься».
Ответ пришёл почти сразу: «Готовы».
– О-о, невесточка проснулась! – щебетала уже при полном макияже Ларисса Викторовна. – Мы как раз хотели вечером собраться, поговорить. Олег сказал, у вас там какие-то бумаги… Так давай сегодня всё решим, пока ты не устала.
– Давай, – мягко сказала Яна.
Олег нахмурился: он ожидал сопротивления. А его не было. Это его расслабило.
Это было хорошо.
«Вечером поговорить» — это значило, что к шести в квартиру явился ещё один человек. Лысоватый, с портфелем.
– Это нотариус, – быстро объяснила свекровь. – Чтобы не кататься потом. Мы ж тебе добра хотим.
Яна сидела на диване, качала Диму и улыбалась.
– Конечно. Добра.
– Вот тут, – нотариус разложил бумаги, – вы дарите половину квартиры супругу. Это же семья, какая разница…
Звонок в дверь перебил его речь.
– Ты кого ещё… – начала раздражённо Ларисса, но Яна уже поднялась.
На пороге стояла тётя Вера. В строгом пальто, с той же папкой, но ещё с кем-то сзади.
– Проходите, – спокойно сказала Яна. – Это моя родственница. И её знакомый.
Знакомым оказался невысокий мужчина с удостоверением. Он молча показал корочку Олегу и нотариусу.
– Старший участковый, – сказал он. – Поступило заявление от собственника о возможном принуждении к совершению сделки.
– Чего?! – взвилась Ларисса. – Ка-какое принуждение? Мы семья! Мы просто…
– Собственник я, – громко сказала Яна, чтобы никто не перепутал. – Квартира оформлена на меня. У меня есть документы. – Она положила свои бумаги прямо на ту кипу, что принёс нотариус. – И я заявляю, что на меня оказывается давление с целью подписания дарственной, которой я подписывать не хочу.
Олег резко встал.
– Яна, ты что устроила?!
– То же, что и вы, – её голос был удивительно ровным. – Семейный разговор.
Нотариус замолк. Участковый забрал обе стопки бумаг.
– Эти посмотрим, – кивнул он на нотариальные. – А эти… а эти у вас в порядке, гражданка Харченко. – Он специально назвал её девичью фамилию.
– Это провокация! – Ларисса уже почти кричала. – Я тут живу! Я холодильник сюда тащила!
– Холодильник – ваше движимое имущество, – сухо ответила тётя Вера. – И вы его заберёте, когда будете выезжать.
– ВЫЕЗЖАТЬ?! – взвизгнула свекровь. – Я не поеду никуда!
Яна посмотрела на часы.
– Кстати, – сказала она, – через десять минут приедут грузчики. Они заберут всё, что не моё. Выберите, что именно ваше.
– Яна… – Олег впервые за весь вечер не кричал, а просил. – Ты серьёзно? Это же моя мама.
– Это моя квартира, – наконец-то вслух сказала она то, что так долго стеснялась говорить. – И мой ребёнок. И моё решение, кто будет в нашем доме. Ты решил за меня, пока я лежала в роддоме. Теперь решаю я.
– Но где мы… – Олег растерялся. – Куда мы холодильник?..
Эта фраза была последней каплей. Тётя Вера не выдержала и нервно фыркнула.
– Олежек, – сказала она, – холодильник — это не прописка.
Словно по заказу, во двор въехала грузовая «Газель». Участковый пошёл встречать.
Ларисса металась по кухне, хватала кастрюли, что-то бормотала про «неблагодарных». Нотариус, смущённо краснея, собирал свои бумаги.
Олег стоял посреди гостиной и впервые за весь день смотрел не мимо, а прямо на Яну.
– Ты… изменилась, – сказал он тихо.
Яна поправила плед на Диме.
– Я родила. Это вообще-то меняет людей.
– Мы же… семья…
– Семья не втаскивает в дом холодильники и нотариусов, пока ты рождаешь, – она улыбнулась, но в улыбке не было уже той мягкости, к которой он привык. – Семья ждёт. Или спрашивает.
Грузчики вошли бодро.
– Холодильник вот этот, новенький, – показала им Яна. – И вот эта подушка. И вон ту вазу. И одежду из той комнаты. Это не наше.
– ЭТО МОЁ!!! – попыталась преградить путь Ларисса, но участковый только покачал головой:
– Не мешаем.
И вдруг, уже на пороге, свекровь обернулась, и в её глазах впервые за весь вечер было не возмущение, а растерянная обида:
– Я же… помогать хотела.
– Помогать – это спросить, что нам нужно, – спокойно ответила Яна. – А не решать за меня.
Дверь за грузчиками захлопнулась. В квартире стало удивительно тихо.
Олег опустился на край дивана.
– И что теперь? – спросил он устало.
– Теперь, – Яна поцеловала Диму в макушку, – мы живём по правилам в моём доме. Ты можешь остаться. Но без мамы. И без “подпиши, а то”. Или… – она кивнула в сторону подъезда, – у тебя есть с кем жить.
Олег смотрел на сына. На жену. На пустую кухню без сверкающего монстра.
И, к удивлению Яны, он встал… и пошёл на кухню.
– Ладно, – сказал он, открывая старый, родной холодильник. – Что там тебе поесть разогреть?
Это было совсем не примирение. Но это было первый раз за долгое время, когда он спросил.
А этого, как знала Яна, вполне достаточно, чтобы начать всё заново — уже в своей квартире и на своих условиях.