— «Я говорю на девяти языках», — произнесла девочка тихо, но твёрдо.
Её голос прозвучал, как кристалл, разбивающий воздух.
В 52-этажной башне, где тишина стоила дороже золота, даже стеклянные стены будто замерли.
Рикардо Салазар, хозяин империи, откинулся в кресле. Его смех был не радостью — скорее, жестом силы.
— Девять языков? Дитя уборщицы? — сказал он презрительно. — Ты забавна.
Он поднял рукав, чтобы блеснуть часами, стоившими дороже квартиры.
— Ну что ж, удиви меня.
Лука — хрупкая, двенадцатилетняя, в застиранном платье, — стояла спокойно. Её мать, Мария, робко переминалась у двери, сжимая швабру.
— Не стоит, господин директор, — пробормотала она. — Ребёнок просто мечтает.
— Мечты — роскошь, — отрезал Салазар. — Пусть докажет.
Он достал из ящика старинный лист — потемневший от времени, с символами, что не принадлежали ни одному алфавиту.
— Переведи.
Лука посмотрела на бумагу. Её зрачки расширились. Она не читала — будто слушала.
— Это не текст, — сказала она наконец. — Это предупреждение.
— Что за чушь! — усмехнулся Салазар. — Это древний договор. Мне заплатили миллионы, чтобы расшифровать его.
— Нет, — покачала она головой. — Это молитва. О прощении. Для того, кто забыл, что он человек.
Он резко поднялся.
— Вон отсюда! — крикнул он матери. — Уберите её!
Но Лука не двинулась. Она закрыла глаза и начала говорить — на языках, которых никто из присутствующих не знал: древний санскрит, староарабский, латынь.
Её голос наполнил зал — не громко, но сильно, как будто слова сами отзывались эхом в стенах. Ветер ударил в окна, люстра задрожала.
Мрамор под ногами зазвенел.
Салазар отпрянул.
— Хватит! — прошипел он. — Что ты делаешь?!
Девочка открыла глаза. Они были иными — слишком старыми для ребёнка.
— Я напоминаю вам, откуда пришли ваши деньги, господин Салазар.
Он застыл.
— Что ты… знаешь?
— Всё, — спокойно ответила она. — Вы нашли этот лист не на аукционе, как всем сказали. Вы нашли его в монастыре. Там, где нельзя было брать. Вы сорвали печать.
Салазар побледнел. Сердце сжалось — слова ребёнка вонзались, как нож.
— Откуда ты…
— Потому что я была там.
Мария испуганно схватила дочь за руку:
— Лука! Хватит, милая!
Но девочка не слышала. Она шагнула вперёд, глядя прямо в глаза миллиардеру.
— Вы забрали не текст. Вы забрали обет. И теперь слово ищет своего носителя.
Салазар хотел рассмеяться — но не смог.
Вдруг свет погас. Из окон — только отблески грозы.
В темноте её голос звучал отчётливо, спокойно:
— Пока вы не произнесёте то, чего никогда не говорили.
— Что?.. — прохрипел он.
— «Прости».
Эти шесть букв будто не помещались в его горле.
С детства он знал: извинения — слабость.
Но сейчас стены словно дышали. Бумага на столе светилась мягким, серебристым светом.
Он упал на колени.
— Прости…
Молния ударила где-то рядом. Комната вспыхнула ослепительным светом. И вдруг всё стихло.
Когда Мария открыла глаза, девочка стояла у окна. Свет из грозы лился на её лицо, и шрамы на руках Салазара — исчезали, будто их смывал дождь.
Он медленно поднялся. Его взгляд был другим — усталым, растерянным.
— Что… что ты сделала со мной?
— Я ничего, — сказала Лука. — Вы просто вспомнили.
— Что вспомнил?
— Что человек дороже власти.
Она подошла, положила на его стол лист бумаги.
Теперь знаки на нём были понятны — тонкие линии образовали всего одно слово: “Gratias” — «Благодарю».
Через неделю Мария снова убирала в башне.
Но на 52-м этаже теперь всё было иначе.
На стенах — картины детей, не миллионы.
На столе — кружка с кофе и записка:
«Для девочки, которая научила меня говорить снова».
Рядом лежал конверт. В нём — письмо.
«Госпожа Тóth,
ваша дочь необыкновенна. Я хочу, чтобы она училась. Мой фонд оплатит всё — школа, университет, язык, который выберет сама.А если когда-нибудь вы услышите, как кто-то говорит на девяти языках —
знайте, я всё ещё учусь понимать первый: язык совести.С уважением,
Р. Салазар.»
Мария плакала. Лука стояла рядом, глядя на дождь.
— Мам, — тихо сказала она, — теперь он услышит.
— Кого?
— Себя.
Годы спустя имя Луки Тóth стало известно по всему миру. Она переводила тексты, которые считались утерянными для человечества: древние песни, молитвы, забытые рукописи.
На конференции в Лондоне ей задали вопрос:
— Откуда вы знаете столько языков?
Она улыбнулась.
— Я просто слушаю, — ответила. — Слова всегда рассказывают, кем мы были… и кем ещё можем стать.
В первом ряду сидел седой мужчина в простом костюме. На его запястье не было часов — только кожаный браслет с гравировкой “Gratias”.
Когда Лука закончила речь, он встал и тихо, как молитву, произнёс:
— Спасибо.
И впервые в жизни зал миллиардера аплодировал стоя.