Когда я решила забрать маму из её деревенского дома под Сорией в нашу квартиру в Мадриде, мне казалось, что поступаю правильно. Она уже не молодая, жила одна в полуразрушенном доме: дровяная печь постоянно ломалась, зимой замерзал колодец, а соседи либо разъехались, либо были такими же старыми, как она. Я думала, что рядом со мной ей будет лучше — тепло, уют, забота, медицинская помощь под рукой. Но через месяц я посадила её в машину и отвезла обратно в деревню. С тех пор в глазах семьи я — бессердечная и неблагодарная дочь.
— Как ты могла?! — шепчут за спиной. — Это же твоя мать, а не котёнок, которого можно сначала приютить, а потом выбросить.
— Подожди, твои дети с тобой так же поступят! Всё возвращается!
Я слышала всё — и упрёки, и советы, и ядовитые замечания. Иногда в лицо, чаще — украдкой. Но никто из них не был на моём месте. Никто не жил с моей матерью бок о бок день и ночь. Никто не видел, как за считанные дни она из бодрой и улыбчивой бабушки превратилась в молчаливую, плачущую женщину, теряющую себя на глазах.
Я старалась. Устроила ей отдельную комнату, купила тёплые тапочки, даже перевезла её любимые герани. Но вместо благодарности — отчуждение. Она сидела в своей комнате, как гость, смотрела на меня так, будто я ей чужая. Я носила еду, предлагала помощь, но она будто растворялась в своей тоске.
Потом начались маленькие «реформы»: переставляла кастрюли, меняла местами специи, передвигала мебель. Я молчала. Думала, привыкнет. Но вскоре начались слёзы. Тихие сначала, потом бурные, с обидами.
— Здесь я никто… Ни на что не имею права… Мне не хочется так жить…
Я чувствовала себя палачом, хотя хотела быть спасением.
— Я хочу умереть в своём доме. В том, где каждый уголок мой. Где стены — мои друзья.
Я пыталась переубедить её: мол, тут тепло, внучка рядом. Но ей становилось только хуже. Я поняла — если не отпущу её, потеряю навсегда.
Собрала вещи, отвезла обратно. Всю дорогу она молчала. А когда мы въехали в деревню, прошептала:
— Спасибо.
Теперь звонит почти каждый день. Смеётся. Рассказывает, как варит сливовое варенье, как соседка приходит пить чай, как посадила помидоры. Да, одна. Но счастлива.
А я осталась в глазах родных жестокой. Но знаете, я не жалею. Потому что любить — это не удерживать. Это отпускать. Это не тянуть человека в свой комфорт, а дать ему остаться в своём мире. Не все родители мечтают жить с детьми на старости лет. Особенно если у них есть дом, где стены всё ещё шепчут знакомые истории.
Если моя мама вновь улыбается — значит, я поступила правильно. Пусть думают, что хотят. Главное — снова слышать её смех.