Я раньше думала, что семейные драмы — это про оскорблённые чувства. Оказалось — нет. Это про деньги и власть. Про то, кто к кому может прийти и сказать: «Ты же семья — ты должна».
Меня зовут Джастин. Старшая дочь. Та, которая «умная, но не блестящая». Та, которая в 32 купила квартиру сама, не выкладывая в инстаграмм ключи с бантиком. Та, которая привыкла платить по счетам и не занимать. И та, у кого, по мнению семьи, «определённо есть лишние 50 тысяч на свадьбу сестры».
Сестру зовут Мэлори. Младшая, эффектная, вся — как витрина. Её с детства называли «наша актриса», «наша звёздочка». Если ей хотелось фортепиано — покупали фортепиано. Если ей хотелось танца на льду — возили по секциям. Если она влюбилась в мужчину, который решил играть в «свадьбу мечты за чужой счёт», — вся семья дружно повернулась в мою сторону.
— Всего 50 тысяч, — сказала она тогда за латте со свеклой. — Ну ты же сама говорила маме, что хочешь помогать. У тебя же доход стабильный.
— Я говорила, что помогу с платьем, — напомнила я. — Или с предсвадебным ужином. Но не с тем, чтобы ты арендовала виллу в Нейплсе и завезла туда живых павлинов.
Мэлори обиделась красивой обидой, с приподнятым подбородком. Сказала: «Ладно, подумаем, как сделать проще». А через две недели прислала сообщение: «В четверг приходи на ужин. По-семейному, без официоза».
Я всё ещё была достаточно наивна, чтобы надеть платье и купить десерт.
Когда я вошла в её квартиру, по-семейному там были: Мэлори в белом свитере, мама с выражением «ну только не начинай», и трое мужчин в дорогих костюмах за столом. Перед ними — стопки бумаг. На тарелках — ничего.
— Добро пожаловать, Джастин, — улыбнулась сестра тем самым голосом, которым в детстве просила за неё сделать проект по биологии. — Давай обсудим варианты.
Один из адвокатов — тот, что в очках без оправы — придвинул мне папку.
— Здесь фиксируется ваше намерение финансово участвовать в семейном мероприятии, — произнёс он тоном, как будто я уже год как согласилась. — Вы же писали матери, что хотите поддержать сестру?
Я опустила взгляд. На первой странице было моё письмо маме годичной давности: «Конечно, если у Мэлори что-то будет, я помогу, я же старшая». Только выдрано из контекста и оформлено как «обязательство». Внизу — чужая печать нотариуса.
— Это незаконно, — сказала я спокойно. — Это выдернутая переписка.
— Это обещание, — вмешалась Мэлори. — Обещания нужно выполнять. Или ты хочешь, чтобы я перенесла свадьбу? Представь, какие будут убытки. Бронирование, визажисты, фотограф. Мы можем взыскать.
— Ты с ума сошла? — я не выдержала. — Ты хочешь подать на меня в суд за то, что я не хочу оплатить твою прихоть?
— Это не прихоть. Это мой день. — Она наклонилась ко мне, в глазах мелькнул холод. — Подпиши это. Или я тебя разорю.
Вот в этот момент я и сказала:
— Познакомьтесь с моим мужем.
Все обернулись. Эван стоял в дверях — высокий, спокойный, без агрессии. Они его видели пару раз на общих праздниках и искренне думали, что он «тихий программист». Никто не думал, что он вообще придёт.
— Добрый вечер, — сказал он и подошёл к столу. — Я посмотрел документы, которые вы прислали Мэлори на подпись по почте. И то, что вы сейчас пытаетесь сделать — это, мягко говоря, неправильно. Начнём с простого. В какой юрисдикции вы собираетесь подавать иск?
Адвокат в очках моргнул.
— В… штате Нью-Йорк, разумеется.
— Прекрасно, — кивнул Эван и открыл свою папку. — Тогда вы точно знаете, что одностороннее «обещание помочь сестре» без встречного удовлетворения, без конкретной суммы и без срока не создаёт обязательства. И вы точно знаете, что нотариальное заверение распечатанного письма без присутствия отправителя — ничтожно. И вы абсолютно точно знаете, что вы сейчас пытались заставить человека подписать документ под давлением семьи. Вам это о чём-то говорит?
Он говорил тихо. Но от его тихого голоса адвокаты вытянулись. Мама побелела.
— Ты… ты юрист? — прошептала она.
— Федеральный. Корпоративный. — Эван положил на стол ещё один документ. — А это, к слову, список платежей, которые Джастин перечисляла вашей семье последние семь лет: маме на ипотеку, тебе, Мэл, на курсы по «личному бренду», папе на лечение. Общая сумма — 47 800 долларов. Всё задокументировано. Если уж вы хотите играть в «семейный вклад», давайте считать с нуля.
Лицо Мэлори дёрнулось.
— Это… это было добровольно! — выкрикнула она. — Я не просила считать!
— Так и свадьба добровольная, — улыбнулся Эван. — Значит, и платить за неё должны добровольцы.
В комнате повисла тишина. Я впервые увидела, как моя сестра теряет сцену. Как её обещание «разорю» рассыпается, потому что никто не подхватил.
Мама попыталась спасти лицо:
— Мы же семья…
— Именно, — сказал Эван. — Поэтому мы принесли ещё кое-что.
Он вытащил тонкий конверт и положил перед Мэлори.
— Что это? — прошипела она.
— Предложение. Ты хотела обсуждать варианты — давай. Вариант первый: ты отказываешься от любых претензий к Джастин по поводу своей свадьбы. Вариант второй: ты подписываешь наш документ — и мы официально прекращаем финансировать тебя, пока ты не начнёшь зарабатывать сама. Больше никаких «просто одолжи до понедельника». Мы закрываем кран.
— Ты не можешь! — воскликнула Мэлори. — Ты меня наказываешь!
— Нет, — сказал Эван. — Я защищаю свою жену, которую вы систематически используете. И ещё… — он поднял глаза на адвокатов. — Господа, вы точно хотите дальше присутствовать при обсуждении семейного шантажа? Потому что у меня тут есть рекордер, и если кто-то ещё раз произнесёт «разорю», у вас будет неприятный день в коллегии.
Один из них сразу поднялся.
— Мы… полагаю, мисс Харпер неправильно донесла нам цель встречи. Мы не будем продолжать.
Они ушли быстро — кто-то даже забыл ручку. Оставшись втроём, мы вдруг услышали, как тихо в соседней комнате раскрылась дверь.
На пороге стоял мужчина в пиджаке цвета графита — незнакомый. Я сначала решила, что это один из адвокатов вернулся. Но он был не из их команды.
— А вот это неожиданно, — сказал он, глядя на Мэлори. — Ты мне говорила, что у тебя «нет семьи», которая может помочь.
Мэлори побледнела.
— Бен… Я… Это не то…
— Это как раз то, — оборвал он. — Я дал тебе пять тысяч на залог и сказал: «Не втягивай родных». А ты пыталась содрать с сестры пятьдесят. — Он перевёл взгляд на меня и Эвана. — Извините. Я — её жених. И только что понял, что вхожу в семью, где невеста врет всем подряд.
Вот это был настоящий удар. Не мне — ей.
— Бен, — Мэлори бросилась к нему. — Просто… Ты же знаешь, я мечтала…
— Я знаю, что я не миллиардер, — жёстко сказал он. — И знаю, что нормальные люди живут по средствам. Я не буду жениться на человеке, который ради вечеринки готов подставить сестру.
Мама вскрикнула:
— Бен, не надо, она просто…
— А вы, миссис Харпер, — он странно вежливо кивнул ей, — тоже ей не помогаете. Вы её балуете. А потом удивляетесь.
Он повернулся к двери.
— Свадьбы не будет, — сказал он. — По крайней мере не такой. Если передумаешь — звони, но без цирка.
Дверь хлопнула. Мэлори выронила бокал. Вино разлилось по столу, по её «обязательствам», по красивой печати. Она стояла посреди комнаты — белый свитер, красные глаза — и вдруг впервые за много лет выглядела не звездой, а… просто девчонкой, которой отрубили привычный источник.
— Ты… ты всё разрушила, — прошептала она мне.
Я посмотрела на неё долго. А потом сказала то, что сама от себя не ожидала:
— Нет. Сейчас всё только начинается. У тебя будет свадьба, когда ты сама её себе оплатишь. Она будет меньше, может быть в парке, может быть без павлинов. Но это будет твоя свадьба. Не купленная чужими жертвами.
— А если я не смогу? — сорвалась она.
— Сможешь, — сказал Эван. — Ты умная. Просто привыкла, что тебе решают.
Мама опустилась на стул.
— Я… я не думала, что всё так… — пробормотала она.
— Мам, — я села рядом и протянула ей салфетку, — это не про свадьбу. Это про то, что вы с самого начала меня назначили кошельком. Это сегодня закончилось.
Мэлори молчала. Потом неожиданно схватила свой телефон и начала лихорадочно что-то печатать.
— Что ты делаешь? — насторожилась мама.
— Пишу хозяйке виллы, — выдохнула она. — Что мы пока не подтверждаем. И флористу. И визажистке. Потому что… потому что я не знаю, что у меня будет. — Она вдруг подняла на меня глаза. — А можно… можно я всё равно буду твоей сестрой?
Это был тот самый неожиданный поворот, которого я не ждала. Не истерика, не крик «ненавижу», а первый за много лет честный вопрос.
Я посмотрела на Эвана. Он едва заметно кивнул.
— Можно, — сказала я. — Но без контрактов.