— Ты же нищенка… талант у тебя — копейка, — бросил он на глазах у всех.
А тогда я впервые поняла: настоящий талант — это не только дар, но и сила. Сила не сломаться, когда тебя унижают. Сила остаться собой.
Анна бережно протирала старинный рояль — он пах детством, дождём и грустью. Инструмент переехал из дачного дома, и теперь, стоя среди современного интерьера её музыкальной студии, выглядел чуждо. Но выкинуть его она не могла. Это была последняя связь с её прошедшей жизнью, с родителями, которых больше не было.
Пальцы сами коснулись клавиш. Расстроенное звучание, и всё же — мелодия узнаваемая, Шопен. За окном дождь рифмовался с нотами. Волна воспоминаний обрушилась внезапно. Столько лет она прятала их в глубине души.
— Это и есть твой «дом»? — с усмешкой произнёс Сергей, оглядывая крошечную съёмную квартирку. — Даже шкаф нормальный не влезет.
Анне только исполнилось двадцать два, она закончила консерваторию с красным дипломом и перебралась в столицу. Преподавала днём, играла в ресторане по вечерам. Её доход уходил на аренду и еду. Но она была счастлива.
— Зато до метро три минуты, — улыбнулась она, убирая со стола подушку, на которой сервировала ужин. Недорогое вино, немного сыра и свеча — романтика, какую могла позволить.
Сергей, сын богатых родителей, казался ей человеком из другой вселенной. Он предложил ей «спасение»:
— Брось свои глупости, переезжай ко мне. Работа, нормальная жизнь, деньги. Кому нужна твоя музыка?
— Мне нужна, — ответила она тихо.
Они поженились. Скромно, без пышности. Анна переехала к нему, уволилась из школы, но продолжала играть в ресторане. Это было её дыхание.
Но постепенно музыка исчезла. Сергей запретил ей «позорить семью на публике».
— Я обеспечиваю тебя. Ты больше не должна играть для копеек, — уверял он, как заботливый муж.
Первое время она верила, что всё к лучшему. Она старалась быть идеальной женой — сервировала столы, изучала вина, молчала на деловых ужинах.
А потом он начал задерживаться, приносить домой запах чужих духов.
Она не спрашивала. Боялась ответа.
На третий год брака он устроил приём. Попросил сыграть.
Она дрожала, но села за рояль. Играла — неловко, с замиранием, но от сердца.
— Посредственность, — бросил он, когда стихли аплодисменты. — Ты — позор, а не музыкант. Талантом и не пахнет.
Слёзы жгли глаза. Но вместо того чтобы сбежать, Анна снова села за рояль. Рахманинов. Вся боль, обида, любовь к себе — в каждой ноте. Гости замерли. А потом встали и зааплодировали.
На следующий день она ушла. Через полгода вернулась к сцене. Её заметили. Пригласили вести музыкальные вечера. Потом — своя школа, ученики, конкурсы.
Прошли годы.
И вот он снова стоит под её окнами. Старше, но с той же осанкой. С букетом полевых цветов.
— Привет, — говорит он, — Прости меня. Я слышал, как ты играешь. Это… невероятно.
Она слушает. Смотрит. Уже не больно.
— Ты был прав. Я тогда действительно была бедна. Не талантом — верой в себя.
— А можно… сыграй для меня ещё раз?
Она кивает.
Играет. Шопена. Тот самый ноктюрн.
Он плачет. И шепчет:
— Теперь я понимаю. Нищим был я. Спасибо тебе.
Анна улыбается. По-настоящему.
А за окном — тишина. Дождь закончился.
Новая жизнь начиналась.
Если хочешь, могу сделать короткую версию или переводы на другие языки.