Пять лет я жила в полном одиночестве, забытая собственными сыновьями, будто стерли меня из памяти — ни звонков, ни визитов, ни участия. А стоило только обронить фразу, что собираюсь оставить квартиру племяннице, как тут же объявились — словно по команде, с тортиками, улыбками и внезапно пробудившейся «любовью».
У меня двое сыновей, внуки, снохи — вроде бы семья немаленькая. Но на деле — как будто одна на всём свете. После смерти мужа всё рухнуло: я ждала поддержки, хотя бы слов сочувствия… но они исчезли. Живут в том же городе, а я — будто в другой вселенной. Ни разу не перешагнули порог, не спросили, как я. А когда мне стало тяжело — после падения, когда ходить начала с трудом, — и вовсе стали недоступны: заняты, перезвонят, «не сейчас».
Я звонила, просила о помощи — то затопило меня, то морозилка вышла из строя. И каждый раз — пустота. Младший обещал заехать, но не приехал. Старший даже не взял трубку. Мне приходилось нанимать посторонних людей, справляться самой. А они словно забыли, кто их родил и воспитал.
Единственным светом стала племянница Даша. Она не бросала слов на ветер. Приходила, помогала, покупала лекарства, звонила каждый день, когда я болела. Мы стали ближе, чем я когда-либо была со своими детьми.
На праздники я теперь с её семьёй. Маленькая дочка Даши зовёт меня бабушкой — и у меня впервые за долгие годы появилось чувство, что я кому-то действительно нужна. Я посмотрела на всё это — и приняла решение. Пусть квартира достанется не по крови, а по человеческой доброте.
Оформила завещание втайне. Но кто-то, видимо, проговорился. И вот — звонок от старшего: голос колючий, слова — как удары. За ним приехали оба, будто ничего не было. А потом — сцена: упрёки, обвинения, шантаж. Пытались напугать, запугать, обвинить в предательстве.
Но я уже не та, что была раньше. Я всё для себя решила. Кто был рядом, когда мне было плохо, тот и заслужил мою благодарность. И пусть сыновья теперь живут с тем, что за плечами — с равнодушием, с черствостью, с пренебрежением.
А я не жалею. Потому что настоящий родной человек — не тот, кто носит твою фамилию, а тот, кто держит тебя за руку, когда тебе больно.