— Артём, не уходи! — кричала мама, сдерживая слёзы. — Прости меня… останься…
Но отец уже поднял старый чемодан и, не оглянувшись, направился к двери.
Я замер на пороге, между кухней и коридором, как невидимая преграда. Мне было тринадцать, и я верил, что если не позволю ему пройти, всё вернётся на круги своя. Мы были семьёй, правда?
Раньше, когда они с мамой смеялись, мне казалось, что их смех был един для двоих. Да, папа часто пропадал на работе, приходил уставший, но в те редкие вечера, когда все были дома, я был самым счастливым человеком на свете.
А потом — как удар. Измена. Мама и какой-то Кирилл из её работы. Крики, хлопанье дверей, и вот он — на пороге. — Папа, не уходи, — прошептал я. — Дорогу. — Ответ был холодным, словно не его, а какого-то чужого человека. Так он говорил только на работе. — А я? — выдавил я.
Он молча отстранил меня, как ненужный предмет, и вышел. Дверь захлопнулась. Всё закончилось.
Мама рухнула на диван, закрыв лицо руками. Я стоял и чувствовал, как всё в моей душе рассыпается.
Через месяц ушёл и Кирилл. Мама осталась одна — со мной, как с верным псом.
Я стал проводить больше времени на улице, связался с плохими компаниями. Кражи, драки, пьянки. Нас с Валеркой поймали, когда мы пытались залезть в чужой гараж. Хозяин оказался не дурак — вызвал полицию.
Когда в камеру вошёл отец, я сразу узнал его шаг. Лицо как каменная маска, взгляд — ледяной. — Пошли. — Иди к чёрту, — ответил я.
Он выволок меня в коридор и врезал. Дважды. По щекам.
— Сколько тебе лет, Ваня? — сам не помнишь? — я усмехнулся, вытирая кровь.
— Потому что ты не мой сын! — взорвался он. — Моя жена была беременна, когда мы сошлись. Думал, справимся. А она… — он нецензурно охарактеризовал её поведение.
Я ошеломлённо молчал. — Так кто мой настоящий отец? Он бросил мне салфетку и тяжело опустился на стул. — Хрен его знает. И не важно. По документам ты мой. Алименты плачу. Но если будешь так дальше — откажусь. Пусть тебя в колонию отправят. Мне всё равно. — А Валерка?
— У него есть отец. Пусть вытаскивает.
Я молча опустил глаза. Мне стало стыдно. Не за себя, а за всех. За мать, за отца, за нас. За то, во что мы превратились. И за то, во что превращаюсь я сам. — Просто… больно. Я не знал, куда себя деть. — Это не оправдание. Либо берёшься за ум, либо гниёшь в зоне. Тебе туда не надо.
— Ладно. Попробую.
Когда я уже уходил, он крикнул: — И мать не винить. В разводе всегда двое виноваты. То, что я про неё ляпнул, забудь. Сгоряча. — А вы… точно не вернётесь? Он усмехнулся горько:
— Нет. Это уже не исправить.
Я ушёл. И ушёл от того, кем мог бы стать.
Сложно было порвать с теми привычками. Валерку отец вытащил, но он снова скатился. А я — нет. Я заставил себя учиться. Прочитал книги, ходил на репетиторов, сессия за сессией.
А потом — документы в несколько академий МВД. Мама кричала: — Это каторга! Посмотри на отца! Что за жизнь?!
Я смотрел. Помнил. И именно поэтому рвался туда.
Когда я получил погоны лейтенанта, приехал к отцу без предупреждения.
Он всё ещё был начальником отдела. Поседел. Но глаза… такие же. — Здравия желаю. Лейтенант Морозов. Он застыл. — Ванька?..
Мы провели весь вечер, разговаривая о службе, о делах, о хоккее. Он предложил рюмку, но я отказался. Мне важно было просто быть рядом. Показать, что я смог. Не сгинул.
Когда я встал, он тоже поднялся. — Оставайся. В отдел. Я долго смотрел на него. Чужой. Родной.
— Останусь. Уйти всегда успею.
Теперь мы работаем вместе. Он — мой начальник. Я — его подчинённый. Но главное — он снова мой отец.