Жизнь, прожитая ради детей, и одиночество в старости
Всю нашу жизнь с мужем мы стремились дать детям всё, часто отказывая себе в элементарном. Мы посвящали себя только им — нашей драгоценной тройке, которую лелеяли и баловали, жертвуя ради них всем. Никто из нас не предполагал, что в конце пути, когда здоровье начнёт сдавать, а силы иссякнут, вместо тепла и благодарности нам останется лишь пустота и душевная боль.
Иван и я знакомы с детства: выросли на одной улице и вместе учились за одной партой. Восемнадцать лет мне исполнилось, когда мы сыграли свадьбу — скромную, ведь денег было крайне мало. Скоро я узнала о беременности, и Иван, оставив университет, устроился на две работы, чтобы хоть как-то обеспечить нас.
Наша жизнь была простой и скромной. Иногда целыми днями у нас была лишь запечённая картошка, но мы не жаловались, ведь понимали, ради чего всё это терпим. Мы мечтали, чтобы у наших детей никогда не было нужды, с которой сталкивались мы. Когда финансовая ситуация чуть улучшилась, я снова ждала малыша. Мы не сомневались — вырастим и его, потому что своих не бросают.
- Отсутствие поддержки со стороны родственников;
- Многочасовая работа Ивана на двух местах;
- Дом, наполненный заботой и жертвами.
Помощь мы не имели. Родные были слишком далеко или заняты своей жизнью. Мама умерла рано, а мама Ивана была далеко и не могла помочь. Я все время металась между домашними хлопотами и заботой о детях, а Иван возвращался домой измотанным, с бледными руками от холода.
К тому времени, когда мне исполнилось тридцать, на свет появился третий ребёнок. Конечно, было трудно, но мы не рассчитывали на лёгкость. Мы шли вперёд, несмотря на кредиты и усталость, и, несомненно, с большим трудом смогли приобрести жильё для двоих детей. Сколько бессонных ночей нам это стоило — знает лишь Бог. Младшая мечтала стать врачом, поэтому мы вложили все сбережения в её обучение за рубежом, взяли ещё один кредит, но верили, что справимся.
«Жизнь пролетела в миг, словно ускоренное кино. Дети выросли, расправили крылья и начали свои жизни».
Когда приближалась старость, она пришла тяжело — внезапно и без предупреждения вместе с диагнозом Ивана. Он стал слабеть, угасать на моих глазах. Один я ухаживала за мужем, не получая ни звонков, ни визитов от детей.
Я звонила старшей дочери, Соне, просила приехать, но в ответ услышала: «У меня своя жизнь, свои дети. Я не могу бросить всё». Позже мне рассказали, что она весело проводила время в кафе с друзьями.
Сын, Егор, оправдывал молчание делами, хотя в тот же день выкладывал фотографии с солнцем и пляжа Турции. Младшая дочь, Елена, ради которой мы по крупицам собирали деньги, сообщила в сообщении: «Извините, не могу пропустить экзамены». На этом отношения закончились.
- Бессонные ночи у кровати мужа;
- Кормление, измерение температуры, поддержка в боли;
- Отсутствие отклика и помощи со стороны детей.
Ночи становились невыносимыми. Я сидела у кровати Ивана, кормила супом с ложечки, держала его за руку, когда боль искажала лицо. Я не ждала чудес, лишь хотела, чтобы он почувствовал: он кому-то нужен. Ведь он был нужен мне.
И в этот момент я осознала: мы абсолютно одни. Без поддержки, тепла и интереса. Мы жертвовали всем — ели меньше, чтобы дети питались, носили поношенную одежду, чтобы дети имели новинки, никогда не отдыхали, чтобы они могли улететь к солнцу.
Теперь же мы стали для них тягостью. И самое болезненное — не предательство, а ощущение, что нас стерли из их жизни. Когда-то мы были опорой, а теперь лишь помеха. Они молоды, полны надежд, а мы — просто пережиток прошлого, о котором никому не хочется вспоминать.
Иногда я слышу за стеной детский смех — внуки приезжают в гости. Вместо детей вижу свою давнюю подругу под руку с её дочерью…
Каждый раз, услышав шаги в коридоре, сердце замирает в надежде, что это наши дети. Но нет. Это всегда курьеры или медсестры соседки.
Однажды, в сырое ноябрьское утро, Иван тихо ушёл из жизни. Перед этим сжал мою руку и прошептал: «Ты — молодец, Нина». Больше никого рядом не было — ни детей, ни скорой помощи. Только я и медсестра хосписа, чьи слёзы казались глубже детских.
Два дня я не могла есть и даже заварить чай. Тишина давила словно влажное одеяло, опутывая мою жизнь. Кровать с его стороны оставалась нетронутой, хотя я уже несколько месяцев спала отдельно.
Самое страшное — я перестала испытывать злость. Вместо этого появилась тихая, но глубокая пустота. Разглядывая фотографии детей на каминной полке, думала: «Где всё пошло не так?»
Через несколько недель впервые за долгое время я оставила незапертой входную дверь. Не из-за забывчивости и не в надежде на гостей, а просто потому, что перестала заботиться. Пусть уносят старые чашки и давно вышедшую из употребления корзину для вязания, если хотят.
- В тот самый день, около четырёх часов, я услышала тихий стук;
- В дверь постучала молодая девушка с нерешительным взглядом — она ошиблась квартирой;
- Имя её было Яна, новая соседка, которую выгнал отчим.
Мы вместе пили остывший чай, разговаривали обо всём и ни о чём. Она рассказывала, как работает ночью в супермаркете и порою ощущает себя невидимой. «Знакомое чувство», — призналась я ей.
С тех пор Яна стала часто навещать меня. Несла с собой банановый кекс, который называет «почти несъедобным», или старый пазл, найденный в благотворительном контейнере. Я стала ждать её шагов с нетерпением. Она не считала меня обузой, спрашивала о Иванe, смеялась над моими историями и даже однажды сама починила протекающий кран.
На мой день рождения, который дети проигнорировали, Яна подарила торт с неаккуратной надписью «С ДР, Нина!». Я заплакала — не из-за торта, а оттого, что она помнила.
В ту же ночь получила сообщение от Елены: «Прости за молчание, было много дел. Надеюсь, у тебя всё хорошо». Без звонка, лишь сообщение. И знаете, я не почувствовала горечи. Вместо этого почувствовала свободу — свободу от надежд и разочарований, от ожиданий внимания, которого не было.
Я снова стала гулять, записалась на курсы керамики и посадила базилик на подоконнике. Иногда Яна ужинает со мной, иногда нет — и это прекрасно. У неё своя жизнь, но и со мной она находит время.
На прошлой неделе пришло письмо без обратного адреса. Внутри — старая фотография с нашего пляжа, где мы счастливы и беззаботны. На обратной стороне — три слова: «Мне очень жаль». Я не узнала почерк. Возможно, это была Соня, а может и нет. Я поставила фото на полку, рядом с местом, где Иван оставлял ключи, и прошептала: «Прощаю вас».
Главное осознание: быть нужным — не то же, что быть любимым. Мы были нужны всю жизнь, но только теперь начинаю понимать, каким является настоящее чувство любви: это тот, кто остаётся рядом, даже когда не обязан.
Если вы читаете эти строки и ощущаете себя забытым, вспомните — ваша история не окончена. Любовь может прийти неожиданно — в виде соседки в толстой толстовке, а не на открытке. Оставляйте дверь открытой не для тех, кого потеряли, а для тех, кто ещё может прийти.
Эта история — напоминание о силе и настоящем смысле любви, которая проявляется в заботе и поддержке, а не только в словах и обещаниях.