История молодой медсестры в глубинке Заозерья
Осенний воздух Заозерья пронизывал слух, как внезапный холодный ветер перед надвигающейся бурей. Он пронизывал покосившиеся заборы, звенел в пустых ведрах у колодца, перешептывался на лавках, где обсуждали новости старушки. Весть гласила, что в деревню едет “медик”. Это была не очередная проверяющая из районного центра и не мифический врач из телевизионного репортажа, а настоящая, местная, которая останется с ними навсегда — фельдшер, та, что наконец распахнет двери заброшенного медпункта в старом здании конторы.
Местные жители давно перестали надеяться на помощь. За последние четыре года любые проблески надежды тонули в весенней грязи и зимних метелях. Двадцать два километра до райцентра казались не расстоянием, а бесконечностью, особенно когда в груди жгло и ныли боли, и единственным ответом скорой было обречённое: “Ждите, выехали”. Приходилось ждать часами, а когда дорогу размывало — иногда и целые сутки. От трассы до деревни три километра — легкий путь в сухую погоду, когда лишь пыль поднималась за ногами. Но во время дождей и осенней сырости это превращалось в непролазное болото — смесь грязи и безысходности.
Тогда начинали звонить трактористу Ефиму. Он был единственным, кто на своем стареньком “Беларусе” мог вытащить технику из любой трясины. Если же звонок приходил вечером — надежда таяла. После изнурительного дня Ефим забивался в маленький магазинчик с одним столиком, где его уже ждали товарищи. Там он утопал в алкоголе, погружаясь в беспросветное забытье, и ни один звонок не мог разорвать этот сон.
В тот день автобус медленно тащился по разбитой дороге, подпрыгивая на выбоинах. Вероника — а не Ксения — устроилась у окна, прижав к себе скромную сумку с вещами и аккуратно держа на коленях ярко-оранжевый медицинский чемоданчик. Его яркий цвет был словно единственным пятном света в серо-коричневом салоне. Почти погрузившись в сон под монотонный гул двигателя, она вздрогнула от резкого, простуженного голоса водителя.
— Эй, кто в “Заозерье”?! Через пять минут остановка!
Сердце Вероники забилось в груди с непонятным волнением — страхом или предвкушением. Она крепко сжала ручки чемодана и сумки, готовясь выйти.
Двери автобуса со скрипом распахнулись, выпустив её на обочину. Холодный воздух, наполненный ароматом опавших листьев, дымом и горьковатой свежестью свободы, ударил в лицо. Было златистое осеннее солнце — мягкое и теплое, заливая вокруг медовым светом. Желтые листья вихрем кружились за машинами, словно провожая их в неизвестность.
К ней подошли молодая женщина с добрым, хоть и усталым лицом, и мальчик около десяти лет, который крепко держал коробку с батарейками.
— Здравствуйте! Вы, наверное, к нам? В Заозерье?
— Добрый день, — чуть сипло ответила Вероника от волнения, — да, в деревню. Но я не знаю, куда идти.
— Мы с Ванькой вам поможем! — улыбнулась женщина. — Из поликлиники приехали: я сдавала анализы, а Ваня покупал школьные принадлежности. Пойдемте с нами, покажем дорогу. Ваня, помоги девушке, возьми чемоданчик!
Мальчик потянулся к ручке, но Вероника резко остановила его:
— Нет, он тяжелый, там приборы, лекарства… Держать буду сама.
Женщина внимательно посмотрела на чемодан, и в её глазах заблестело понимание и истинный восторг.
— Значит, Вы и есть наша “медсестра”! Мы Вас так ждали! Годы обещаний и вот — Вы во плоти! Теперь у нас появится своя помощь! Я — Галина, а это мой сын Ваня.
— Вероника. Я фельдшер. Мне сказали, у вас уже есть медпункт.
Галина хитро улыбнулась, забирая свою сумку.
— Медпункт-то есть, домик небольшой. Вот какой он внутри — увидите сами. Пойдем, покажу нашу глушь.
Путь до деревни занял около сорока минут неспешным шагом. Ещё через полчаса по всей деревне разнеслась новость, словно гудение тревожного улья: «Пришла! Молодая! С оранжевым чемоданчиком!». Было около трех часов дня, светло. Галина провела Веронику к главе сельсовета — Петру Ильичу.
Кабинет источал запах пыли, старой бумаги и веками накопившейся власти. Петр Ильич, мужчина с загрубевшим лицом и усталыми глазами, разговаривал по телефону, ворчал что-то в трубку. Увидев их, он просто кивнул, показав жестом, что занят.
Закончив разговор, он внимательно посмотрел на Веронику с некоторым цинизмом.
— Кто вы и к чему пожаловали?
— Вероника Светлова, фельдшер по распределению. Есть два вопроса: где медпункт и где я буду жить? — выпалила она, стараясь звучать решительно.
Петр Ильич приподнял бровь, оценивая её с ног до головы. В его мыслях мелькало: «Фельдшер, да ещё такая молодая… Видимо, городская выпускница. Претензии сразу. Интересно, сможет ли она нас лечить? Разве здесь не осталось серьезных врачей?»
Прокашлявшись с усмешкой, он произнёс:
— Вероника, поехали, покажу тебе твоё царство. На машине подвезу. С жильём — посмотрим.
— Мне обещали отдельное жильё, — напомнила девушка.
— Кто обещал? Это же не город-миллионник, а деревня. Общежития у нас нет. Может, кому комнату снимешь.
Он отпер дверь маленького деревянного домика с облупившейся краской. Скрипнув, дверь отворилась, впуская их в царство холода и заброшенности. В воздухе стоял запах сырости, пыли и мышиных гнёзд. На подоконнике замерзал лёгкий иней. Веронику охватило ледяное разочарование и страх.
— Здесь так холодно! Да ничего нет!
— А я как знал, когда ты приедешь? — пожал плечами Петр. — Завтра Степановна придёт, всё вымоет и прибирает. Отопление подключим — почувствуешь себя как в Париже! — громко рассмеялся.
Он достал телефон и набрал.
— Степановна, наш фельдшер прибыл. Возьми ведро с тряпкой и беги приводить медпункт в порядок. Что, завтра? Лучше сегодня! Ладно, ждём.
— Она скоро будет, живет по соседству, и, кстати, насчёт жилья — у неё свободна комната, одна она.
Вскоре появилась сама Степановна — низкая, сухая женщина с проницательным, колючим взглядом, в котором читались ум и скепсис. Она пристально посмотрела на Веронику, словно на товар на базаре.
— Ты и есть наша надежда? Девчонка недоросль! Как ты нас, стариков и больных, будешь лечить? Опыт-то, наверное, никакого?
— Я фельдшер, — с достоинством ответила Вероника. — Меня зовут Вероника.
— Степановна, — вмешался Петр Ильич, — не сдадите ли ей комнату? Она жить негде.
Та снова долго смотрела на Веронику с прищуром.
— Не куришь, не пьёшь? Молодёжь нынче избалованная.
Вероника покачала головой, чувствуя, как краснеет.
— Нет, я не курю и не пью. И пациентам не советую.
— Ну, ладно, — буркнула Степановна, — разберёмся. Идём, посмотрим, на что ты способна.
Петр Ильич облегчённо вздохнул.
— Отлично, Вероника! Вопросы решаются. Завтра с утра начнешь работать. Привезу оборудование — шкафы, сейфы, кушетки. Если что — обратись ко мне. Народ у нас спокойный, хороший. Если потребуется в соседнюю деревню — обращайся.
Вероника закрыла дверь медпункта на заржавевший замок и послушно последовала за Степановной. Домик у неё оказался маленьким, но удивительно тёплым и уютным, пахнущим свежим хлебом, сушёными травами и чистотой. В горнице стоял старенький телевизор, шкаф с посудой за стеклом, на столе — белая скатерть. Тут царил порядок и покой, которых так не хватало в её новом “царстве”.
Степановна показала небольшую комнату с одним окном, выходящим в сад. Кровать была аккуратно застелена, на подушках лежала вышитая салфетка.
— Вот твоя комната. Я одна в доме, тихо, так что спать будешь хорошо. Ты, вроде, скромная, спокойная. Только уж очень молодая. Сколько тебе, милая?
— Двадцать шесть, Степановна. Уже не девчонка, — улыбнулась Вероника.
— Двадцать шесть… — задумчиво протянула она. — Одна? Никого сердечного друга?
— Одна. Никого.
Вот с этого дня началась новая глава её жизни. Работа без отпусков и выходных: днём, ночью, в мороз и осеннюю сырость. Вместе со Степановной они вычистили, отмели и отбелили медпункт до стерильного блеска. Он преобразился, засиял, наполненный запахом лекарств и антисептиков. Теперь он внушал не уныние, а надежду.
Сначала жители подходили осторожно, присматриваясь. Бабушки с давлением, молодые матери за советом, женщины за успокоительным. Мужчины приходили с дрожащими руками и мутными глазами, прося “плеснуть спиртного для согрева”. Но Вероника не шла на уступки: твердо смотрела в глаза и говорила: “Не здесь и не у меня. Идите, проспитесь”. Они уходили ворча, но уважение к ней только росло.
Она трудилась с рассвета до заката. На обед выбегала к Степановне, но иногда старушка сама носила ей тёплые щи и пирожки. Ужин ждал её дома, накрытый чистой скатертью. Вероника платила старушке благодарностью и помогала по хозяйству. Между ними установилась тихая и крепкая связь — удивительный союз юности и мудрости.
Зима пришла с пушистым снегом, затем уступила место весне и первому теплому солнцу. Вероника не прекращала работать. А в её жизни появился он.
Это был Артём — высокий, молчаливый лесник с глубокими серыми глазами, похожими на грозовые тучи. Он почти всё время проводил в лесу, но когда приходил в деревню, неизменно заходил в медпункт — то руку поцарапал, то справку получал. Сначала отказывался присесть, затем задерживался на пару минут, а потом их беседы длились часами — о жизни, природе, звёздах. Позднее начались их вечерние прогулки за околицей, где они шли рядом, едва касаясь рук.
Однажды, под рассвет, когда на селе царила глубокая тишина, в окно Степановны послышался резкий стук, отчётливо дребезжащий стекла. Женщины вскочили с кроватей. Степановна, накинув платок, отодвинула занавеску и увидела запуганное лицо соседа.
— Степановна! Срочно! Где ваша “медичка”?! Артёма ранили в лесу!
Сердце Вероники замерло. Она автоматически надела одежду, схватила оранжевый чемодан и выбежала на улицу. Степановна шла за ней, крестясь.
В медпункте трое мужчин, запыхавшихся и испачканных в крови и грязи, несли Артёма на носилках. Он был без сознания, лицо было мертвенно-бледным, а на груди пульсировало ярко-красное раневое пятно.
— Звоните скорую! Быстро! — её голос был металлическим и холодным, полный решимости.
Вероника действовала молниеносно: останавливала кровь, обрабатывала рану, накладывала повязку, вводила укол. В голове звучала лишь одна мысль: “Он должен выжить”. Много крови было потеряно. Каждая секунда казалась вечностью: время до приезда скорой и дорога обратно в госпиталь были тяжелыми.
Когда медики забрали Артёма, Вероника упала на пол и расплакалась, впервые отпустив накопленное напряжение. Степановна присела рядом, молча обнимая её и гладя по спине.
“Не волнуйся, Вероника. Наш сокол выживет. Ты молодец, не растерялась — была настоящей, железной. Я теперь уверена — хоть и молодая, но тебя не сломать. Ты не дашь ему умереть… и любишь ты его, я вижу это в твоих глазах.”
— Степановна, это… — всхлипнула Вероника, утирая лицо окровавленным рукавом — я сама себя не понимаю…
— Знаю, детка. Глаз у меня старый, да зоркий.
На следующий день Вероника стиснула зубы и пошла к Петру Ильичу с просьбой о машине, чтобы навестить Артёма в больнице. Новость тут же облетела всю деревню. К её дому начали приходить односельчане — тихим, молчаливым натиском. Они приносили, что могли: свежие яйца, соленья, тёплые носки, домашний творог, гусиный жир от кашля, деньги, завернутые в платок. Через час у крыльца Степановны стояли две большие, набитые до отказа корзины. С этим запасом её и отправили в город.
В палату, залитую солнечным светом, Вероника вошла с надеждой. Артём лежал у окна с закрытыми веками, а соседи по палате встретили её одобрительным гулом. Когда он открыл глаза — в них, помимо слабости и боли, сверкало настоящее чудо. Он не мог поверить. Вероника осторожно взяла его холодную руку и улыбнулась. Этой улыбки хватило для обоих.
После выписки Артёма Петр Ильич на своей машине привез его обратно в деревню. Он гордился племянником — тем, кто пострадал при задержании опасных браконьеров. С тех пор вся громада смотрела на свою “медичку” с глубоким уважением. Она не растерялась — спасла жизнь их юноше, их Артёму. Теперь стало ясно: в беде, если “не дай бог”, она будет бороться за них до последнего. Она — своя.
Летом, когда луга расцвели пестрым ковром, Артём и Вероника поженились. Петр Ильич, уже без насмешек, распорядился начать строительство нового дома для молодой пары на окраине села. Жители Заозерья прибывали — понемногу, но верно.
В тот первый день, когда Петр Ильич встретил хрупкую и наивную городскую девчонку, он подумал: “Недолго она продержится среди нас — убежит от бездорожья и холодов, от этой глуши”.
Но Вероника не сдавалась ни перед чем. Ни зимними метелями, ни весенними грязями, ни ночными вызовами в соседние села. Она шла, ехала на попутках, пробиралась пешком, потому что любила. Любила своё дело и тех простых, суровых и бескрайне благодарных людей. И они щедро платили ей взаимностью — безграничным доверием, любовью и верой в своего ангела-хранителя в белом халате.
Ключевой вывод: Настоящее служение людям рождается в сердце, и, преодолевая трудности, можно стать оплотом надежды даже в самых отдалённых уголках мира.