жание, это не угроза — это неизбежность. Катя говорила спокойно, не повышая голоса, но в её словах звучала такая уверенность, что Антонина почувствовала, как земля уходит у неё из-под ног.
В её сознании мелькали мысли, как метеоритный дождь, а потом всё утратило смысл. Она видела свою богатую жизнь, шикарные дома, машины, подарки и блеск, и теперь всё это как пузырь лопнуло. И вся эта картинка рухнула в лицо ей, с каждым словом, которое выскакивало из губ Катерины.
Катя не была той слабой девочкой, которую она когда-то притеснила, не была больше той, которая в отчаянии оставалась в тени. Катя стала стеной, на которую невозможно было опереться, стала самой собой, решившей, что её жизнь больше не будет в чьих-то руках. И теперь она стояла перед ней, как суровый судья, держала в руках свой приговор и не допускала ни малейшего сомнения в том, что заслуживает справедливости.
Антонина не могла отвести взгляд. Она была сражена, не могла придумать ответ, не могла взять под контроль ситуацию, не могла заставить себя встать на ноги. Она чувствовала, как из неё уходит вся сила, как её власть исчезает, как её мир рушится. На месте той женщины, которая только что сидела на своём престоле, оставалась лишь пустота, от которой она уже не могла убежать.
Она поняла, что не выйдет с этим отыграть. Перед ней стояла женщина, которая вернула себе всё, что было ей отнято.
— Ты выиграла, — сказала Антонина наконец, голос её был хриплым, как будто она только что пронеслась через шторм.
Катя молчала, не изменяя своего спокойного выражения лица. Всё, что ей нужно было — это, чтобы Антонина признала, что она разрушила её жизнь. И теперь, когда тётя не могла вернуть назад свои обманы, она просто ушла, оставив её в пустой и разрушенной комнате.
В этот момент Катя почувствовала, как тяжёлый груз, который она несла на себе все эти годы, наконец стал легче. Не потому, что её противник пал, а потому что она освободила себя от боли прошлого.