Возвращение в больницу: история Тамары Николаевны
Тамара стояла у дверей кабинета, ощущая, как время сжалось в тяжёлую комовую массу в её груди. Поглядывая на Валентина Константиновича, который развалился в кресле за громадным дубовым столом, она вновь с леденящей ясностью осознавала: её чувства к этому человеку остались неизменными, как будто высечены на камне, отполированы годами унижений и закалены в пламени несправедливости. И он, в свою очередь, смотрел на неё знакомым, почти незаметным взглядом неприязни, который она умела читать с тех пор, когда они делили совсем другую жизнь.
В той давно ушедшей реальности Тамара ещё была наставницей для молодого Валентина — юного, пахнущего дешёвым одеколоном и заряженного амбициями начинающего врача. Она же была Тамарой Николаевной Орловой, хирургом от Бога — её мнение было весомо и авторитетно. Однако молодой человек не стремился исправлять свои грубые ошибки и профессиональные недочёты. Она строго критиковала его, никогда не делая это напрасно, а теперь наблюдала, как этот молодой человек превратился в расплывшегося мужчину с выпирающим животом, удобно устроившегося как заведующий отделением. Мир действительно сошёл с ума.
— Тамара Николаевна… — протянул он, словно смакуя каждый слог её полного имени. Его голос походил на скрип старой двери. — Зачем ходить вокруг да около? Время — деньги. Мы взрослые и реалистичные люди. Я взял вас на работу. Знаете, что движет мной в этой щекотливой ситуации? Желание потешить своё эго, увидеть вас сломленной, а себя — на вершине.
Она горько улыбнулась, эта усмешка была словно полынь с послевкусием пепла.
— Совершенно верно, вы проницательны и, что важно, талантливый врач. Но сейчас никто не возьмёт вас по профессии. Медсестрой устроиться — задача почти фантастическая, а санитаркой? Это могу предложить. Уборка, подача суден, уход за туалетами — по силам?
Его самодовольная улыбка сжала её сердце узлом боли.
— Ожидала именно этого, — сказала она, стараясь держать спину ровно.
— С вашим послужным списком не стоило надеяться на большее. За это вы должны благодарить меня лично.
— Спасибо… — едва слышно прошептала Тамара, ощущая, как лицо пылает. — Когда начинать?
— Найдите старшую медсестру Марию Ивановну, она выдаст халат и распределит участок. Удачи, Тамара Николаевна.
Соблюдая грацию, она вышла, но, прижавшись к холодной стене, закрыла глаза, сдерживая слёзы. Он прав: её нигде не берут — ни по специальности, ни в другую сферу. За ней тянется клеймо семи лет заключения за убийство мужа.
История казалась банальной, но в ней было достаточно боли и безобразия, которые ранили душу. Тамара безмерно любила медицину, отдавая ей всю энергию и время. Муж, напротив, требовал всего её внимания и был неподатлив к её работе. Его слова ранили сильнее плети, вскоре сменились побоями, которые становились всё изощрённее. Она превратилась в испуганного человека, вздрагивающего от каждого шума. В один из таких моментов, когда муж, пьяный и агрессивный, грозил убить, она инстинктивно схватила чугунную сковороду и ударила его по голове.
Никто, даже адвокат, не поверил в ужасы, скрытые за фасадом их благополучной жизни. Муж выглядел уважаемым и обаятельным, а о Тамаре составили образ нервной и резкой женщины, что было вызвано её срывами на работе. О побоях она молчала от стыда и страха, а её эмоциональные срывы трактовали как «неадекватность».
Несмотря на всё, отбывая срок, Тамара не подавала ни одной просьбы о помиловании, и после выхода ей некуда было идти: мужская семья быстро распорядилась их квартирой, тётка предоставила комнату, но ясно дала понять, что долго вместе жить они не смогут. Она выросла одна и привыкла к своим порядкам. Тамара поняла её и улыбнулась сквозь боль, гуртом обещая решить ситуацию. Ей срочно нужна была работа, чтобы не быть обузой для единственного близкого человека. Надежда оставалась последним огоньком в душе.
Из прежних коллег почти никто не остался: новый режим прогнал всех. Тамару просветила баба Нюра, многолетняя санитарка и хранительница больничных тайн, которая среди возмущения рассказала о заведующем — «самодуре и воре», из-за которого порядочные ушли. Тамара с горечью улыбнулась и назвала его просто недалёким и самовлюблённым.
“В больнице царит системный хаос, пациенты приносят свои лекарства и бельё, питание оставляет желать лучшего, а оборудование устарело.”
Тамара завела разговор с Юрием Сергеевичем, одним из немногих старых врачей, который с усталостью объяснил, что бардак и воровство — явление повсеместное. Обращаться с заявлениями — самоубийство, так как доказательств нет, а беды — всеобщие.
Оказалось, что больница получила спонсоров, которые выделяют средства на лекарства и оборудование. Один из главных благодетелей — тоже пациент в этой самой больнице, окружённый системой комфорта и обслуживанием высочайшего класса. Но в остальной части учреждения всё далеко от идеала.
Однако меценат, второй по значимости после заведующего, уже почти умирал. Врачи боролись, меняя схемы лечения, но улучшений не наблюдалось. Баба Нюра с печалью говорила о нём как о хорошем человеке, которого судьба подвела.
— Почему он не лечится за границей? — спросила Тамара.
— У него депрессия, — ответил Юрий, — хотя он ещё не стар, но ему всё равно.
Однажды вечером после смены Тамара решила проведать умирающего пациента. Её интерес держал не только его близкий конец, но и профессиональная задача — много лет назад она и её коллеги занимались экспериментальным исследованием лечения этой редкой болезни, но остальные оставили эту тему, а ей самой без поддержки института и грантов было трудно продвинуть её дальше теории.
Теперь же, находясь в низшей больничной должности, она вернулась к своей затее, считая, что подобное лечение всё же может помочь.
— Можно? — тихо спросила она, постучав в дверь палаты.
Алексей Григорьевич поднял голову, измотанный, но с живыми глазами. Она внимательно осмотрела его, удостоверилась в симптомах и спросила о самочувствии.
— Думаете, я чувствую себя хорошо? — улыбнулся он, — видимо, вы не мой врач или медсестра.
— Формально — нет.
Она решила рассказать всю свою историю, чтобы избежать дополнительных предубеждений. Алексей слушал с реальным интересом и предложил помощь в приобретении необходимых препаратов.
Ключевой момент: лечение предполагало три инъекции с интервалом в неделю, минимальный курс, который мог дать шанс.
Меценат согласился и помог перечислить деньги на приобретение лекарств.
На следующий день Тамару пригласили к заведующему, который с яростью обвинил её в воровстве лекарств, используя её как козла отпущения. Она поняла, что стала мишенью для нападок, желая лишь навредить.
Несмотря на угрозу увольнения, Тамара продолжила лечение Алексея, вводя препарат и молясь, чтобы никто не помешал.
Вскоре Валентин и его спутник посетили палату, заметив улучшение, но с цинизмом отметили, что жизнь пациента подходит к концу.
Однако на утро заведующий был потрясён: Алексей сидел на кровати, пил чай и говорил бодрым голосом, желая помощь санитарки — настоящий прорыв в его состоянии.
Тем временем Тамара томилась в доме тётки, нервно ожидая третьей инъекции. Внезапно подъехала машина с Алексеем, который сам смог прийти и продемонстрировать улучшение.
— Ты молодец, Томочка, — сказала тётя с улыбкой и слезами радости.
После третьей инъекции Алексей подробно рассказал о событиях в больнице: Валентин был уволен, начался новый этап честного управления, который он возглавил лично.
В конце он робко пригласил Тамару провести вместе время вне больницы — в ресторан, несмотря на её метку бывшей преступницы.
— У всех есть скелеты в шкафу, — с улыбкой ответил он, — важнее, кем мы стали.
Тамара впервые за долгое время искренне смеялась, наполняясь светом и теплом.
Это трогательное завершение свидетельствует, что даже вопреки горьким испытаниям, вера и решимость могут привести к надежде и началу новой жизни.