Меня зовут Шейла, мне 32 года. Сейчас я финансовый директор крупной компании.
Я добилась этого сама — потому что десять лет назад собственная семья выставила меня за дверь, оставив ни с чем.
Когда мне было шесть, мама исчезла. Она ушла к другому мужчине, оставив лишь записку: «Я больше не могу быть матерью».
Три года мы с папой жили вдвоём. Он старался, у нас был устоявшийся ритм и простое, но тёплое счастье.
Когда мне исполнилось девять, мама вернулась — с извинениями, слезами и… с маленькой девочкой на руках. ДНК-тест подтвердил: ребёнок, Эмма, тоже был дочерью папы. Он простил её, они снова поженились, и я наивно поверила, что жизнь вернётся в прежнее русло.
Я ошибалась.
С того дня я будто перестала существовать. Всё внимание — только Эмме. На моём выпускном, где я выступала как лучшая ученица, они ушли раньше — у Эммы была тренировка по футболу. Когда я поступила в университет на полную стипендию, была счастлива. Но после окончания решила вернуться домой ненадолго, пока ищу работу.
«Две недели, не больше», — сказал папа холодно. — «Эмме уже шестнадцать, ей нужно пространство».
«Ты взрослая, Шейла, пора самой себя обеспечивать», — добавила мама.
И меня выгнали. Я жила у подруги, работала где придётся, поднималась по карьерной лестнице шаг за шагом. С тех пор я решила — с ними покончено.
Прошло десять лет. Однажды мой ассистент сообщил: «К вам пришёл мужчина, говорит, что он ваш отец».
Я спустилась и увидела его: постаревший, ослабший, седой.
«У меня рак поджелудочной», — сказал он тихо в кафе. — «Два, максимум три года».
Несмотря ни на что, это всё ещё был мой отец.
«Мне жаль», — ответила я искренне. — «Чем я могу помочь?»
Он сделал вдох: «Дом… Я должен банку, скоро будет изъятие. Купи его у меня. Погаси долг — и он твой. Так мама и Эмма смогут остаться в нём».
Я посмотрела на него. Тот, кто когда-то выгнал меня, теперь просил спасти их жильё. Хотелось рассмеяться. Но я задумалась: я как раз собиралась приобрести недвижимость, а цены на этот дом сильно выросли.
«Хорошо», — сказала я. — «Я куплю».
Через два месяца всё было оформлено. Я стала хозяйкой дома, в котором выросла. Мама и Эмма об этом даже не догадывались.
Позже папа пригласил меня на ужин. Атмосфера была натянутой: он выглядел облегчённым, мама — холодной, а Эмма без конца хвасталась поездкой в Европу, новой машиной и дизайнерской сумкой. Всё это — на деньги, которые я отдала отцу. Я лишь молчала и ела.
Прошло полгода. Болезнь отца прогрессировала. Я стала навещать его каждый день после работы, потому что мама с Эммой не хотели заниматься «грязными делами». В итоге я снова поселилась в своей старой комнате — по просьбе отца.
Через три месяца он умер. Я держала его за руку, когда он сделал последний вдох. Мама и Эмма в тот момент были заняты выбором нарядов для похорон.
На следующий день я вернулась из кладбища и обнаружила свои вещи на газоне в мусорных мешках. Замки заменены.
«Уходи, Шейла!» — закричала мама из окна. — «Это наш дом. Ты здесь больше не живёшь».
Я ничего не ответила. Забрала вещи и уехала, зная, что впереди их ждёт сюрприз.
На оглашении завещания мама, Эмма и её парень сидели уверенные в победе.
Адвокат зачитал: жене — половина банковских средств. Эмме — остальное и всё имущество в доме. Шейле — коллекцию книг.
«А дом?» — выкрикнула Эмма.
Адвокат нахмурился: «В завещании его нет».
«Как это нет?! Он же принадлежал ему!» — вспыхнула мама.
«Согласно записям, дом был продан более года назад», — ответил юрист.
Повисла гробовая тишина.
Я встала: «Ошибки нет. Я купила его год назад».
Эмма побледнела: «Ты ЧТО сделала?!»
Я достала договор: «Отец просил помощи. Я помогла. Всё легально».
Мама дрожащим голосом: «Это мошенничество!»
«Никто его не обманывал. Он сам попросил. Точка», — сказала я холодно.
«Ты знала! Ты знала, что мы рассчитываем на наследство!» — закричала Эмма.
«Вы просто сделали выводы», — ответила я. — «А теперь — у вас две недели, чтобы съехать».
«Две недели?! Это невозможно!» — взвизгнула мама.
«Вы должны были подумать об этом раньше, чем выставлять мои вещи на улицу», — сказала я и вышла.
Неделю мой телефон разрывался: мамины слёзы, угрозы Эммы. Я не отвечала.
Через две недели я приехала. У ворот стоял грузовик. Внутри дома не осталось ничего: мебель, техника, даже унитазы вывезены. Только папины книги.
Эмма со слезами кричала: «Это твоя вина! Мы вынуждены жить в ужасной квартире!»
«Нет», — сказала я спокойно. — «Вы сами довели себя до этого. Всё потратили на роскошь, вместо того чтобы быть ответственными».
Они ушли, не сказав больше ни слова.
Я осталась одна в пустом доме. И впервые за долгие годы — улыбнулась.
Спустя месяцы я узнала: мама вернулась на полную ставку, Эмма продала машину и устроилась в магазин, а её парень бросил её, как только понял, что богатства больше нет.