Ирина ощутила, как воздух в комнате словно застыл. Безукоризненно уложенные серебристые локоны свекрови, безупречный маникюр и дорогие украшения внезапно приобрели странный оттенок.
За лёгкой улыбкой на тонких губах пряталась нечто хищное и холодное.
Марк проснулся рано, как всегда. Ирина уже стояла у плиты, медленно помешивая деревянной лопаткой яичницу.
Запах свежезаваренного травяного чая наполнял новую кухню, а спустя две недели после свадьбы дом всё ещё казался ей временным — словно она и сын были гостями в просторном коттедже Никиты.
— Мам, ты не видела мой синий свитер? — появился в дверях кухни Марк, прижимая к груди стопку учебников.
— В шкафу, на верхней полке, — улыбнулась Ирина, рассматривая сына. В четырнадцать он почти догнал её по росту, а черты лица становились всё более выразительными, напоминая отца. — Приведи волосы в порядок, а то похож на одуванчик.
Марк фыркнул, но послушно пригладил непослушные пряди. Ирина поставила перед ним тарелку.
— Больше переезжать не будем? — тихо спросил он, глядя в еду.
— Нет, теперь у нас свой дом, — мягко ответила она, прикоснувшись к его плечу.
Когда Марк доедал, спустился Никита — высокий, с добрыми карими глазами, слегка взъерошенный после сна. Поцеловал Ирину в щёку, взъерошил волосы сына.
— Как экзамены, парень?
— Нормально, — пожал плечами Марк, но Ирина заметила в его взгляде скрытую улыбку. За полгода знакомства мальчик постепенно привыкал к отчиму.
Вдруг в дверь постучали. Светлана Петровна вошла без приглашения, с привычной ледяной улыбкой — одновременно вежливой и холодной.
— Доброе утро, семья! — поцеловала она Марка в лоб, кивнула Ирине, будто Марка и не заметила. — Никитушка, ты забыл у меня документы на машину. Я их привезла.
Пока Никита проверял бумаги, Светлана Петровна оценивающе оглядывала кухню, фиксируя каждую мелочь.
Ирина ощутила, как плечи непроизвольно напряглись. С той самой первой встречи она ощущала этот пронизывающий взгляд, от которого хотелось сжаться.
— Ириша, ты сегодня после обеда свободна? — неожиданно спросила свекровь. — Загляни ко мне на чай. Поболтаем по-женски, познакомимся получше.
— Конечно, — кивнула Ирина.
Марк недоверчиво посмотрел на мать — он всегда чувствовал её фальшь. Светлана Петровна улыбнулась шире, но в глазах по-прежнему читалась холодная отчужденность.
— Хорошо, жду тебя в три.
Когда дверь закрылась, Ирина вздохнула. Неясная тревога поселилась глубоко внутри. Никита, заметив её состояние, обнял за плечи:
— Она просто старается. По-своему.
— Да, — улыбнулась Ирина, не веря собственным словам.
В половине третьего она стояла у зеркала, поправляя воротник. Марк, собираясь на кружок по математике, наблюдал за её нервными движениями.
— Она тебя не любит, — неожиданно сказал он. — И меня тоже.
— Не говори глупостей, — ласково ответила Ирина, поглаживая сына по щеке. — Просто ей нужно время.
— Я никогда не понимал, зачем взрослые притворяются, — пожал плечами Марк. — Она смотрит на нас, словно мы грязь под ногами.
Ирина осталась без ответа. Свекровь жила совсем рядом, в соседнем доме, и дверь открылась почти сразу, словно та ждала её.
— Заходи, дорогая, чайник уже на плите, — прозвучал приглашающий голос.
Гостиная сияла чистотой. Антикварная мебель, картины в золочёных рамах, фарфоровые сервизы — всё говорило о достатке и статусе.
Ирина села на край дивана, скрестив руки на коленях. Светлана Петровна разлила чай по изящным чашкам и достала с серебряного подноса пирожные.
— Ты же хочешь, чтобы Никита был счастлив? — внезапно спросила она, размешивая сахар.
Этот вопрос стал началом разговора, который Ирина чувствовала сердцем, словно предвестник беды.
— Конечно, — осторожно ответила она, чувствуя учащённое сердцебиение. — Все хотят счастья для своих близких.
Свекровь отломила кусочек пирожного, медленно пережевывая, и салфеткой аккуратно убрала капельку крема с губ.
— Мой сын достоин настоящей семьи, — сказала она, глядя пристально. — Ты симпатичная и хозяйственная, но есть одна проблема.
Она поставила чашку с звоном на блюдце — звук дрожал внутри Ирины.
— Если ребёнок не от моего сына, отдашь его в интернат, — с лёгкой улыбкой произнесла свекровь, будто говоря о простом деле. — Я всё выяснила.
— Есть престижное закрытое учебное заведение, — продолжила она, — с лучшими преподавателями и программой.
Ирина онемела — не верила своим ушам. Женщина с идеальной осанкой говорила так о живом ребёнке, о её сыне Марке.
— Светлана Петровна, вы серьёзно? — едва слышно спросила Ирина.
— Абсолютно, — спокойно ответила та, пододвинув буклет. — Мальчику уже четырнадцать. Через четыре года Никите нужна будет настоящая семья и дети, а твой — не его кровь. — Она морщилась, будто произнесла неприличное слово. — Я готова оплатить всё, пусть это будет мой подарок.
Ирина смотрела на холодное лицо и не видела в нём ни капли тепла. Колени дрожали.
— Мой сын никуда не уйдёт, — тихо, но твёрдо сказала она. — Он часть моей жизни.
— Не драматизируй, — свекровь презрительно мотнула головой. — Подумай о будущем Никиты и вашей пары. Мальчик только помешает.
— Его зовут Марк, — сжала кулаки Ирина. — Он — моя семья. Если ваш сын этого не понимает…
— Он ещё многого не понимает, — прервала Светлана Петровна. — Но поймёт: чужой ребёнок — обуза. Особенно подросток. Никита и он не смогут стать настоящими братьями.
Ирина почувствовала, как тошнота поднимается к горлу. Она встала, пролив чай на скатерть.
— Мне пора, — сказала она и быстро покинула дом, не слыша, как свекровь кричит вслед. Слёзы жгли глаза, внутри бурлила обида и злость.
Как могла эта женщина так говорить о живом ребёнке? Боль пронзила сердце — и вдруг стало страшно, что Никита разделяет взгляды матери.
Дома Ирина рухнула на кровать и дала волю слезам. Когда Никита вернулся, она с трудом рассказала о разговоре.
— Не может быть, — покачал он головой. — Ты что-то не так поняла. Мама так не поступит.
— Позвони ей, — дрожащим голосом попросила Ирина. — Спроси сама.
Никита набрал номер, включил громкую связь.
— Мама, Ирина рассказала мне о разговоре. Это недоразумение?
— Сынок, — вздохнула Светлана Петровна, — это взрослый разговор. Я лишь предложила разумное решение. Мальчику будет лучше в специализированном учреждении, а вы сможете построить настоящую семью.
— Господи, — прошептал Никита, бледнея. — Ты правда это сказала?
— Конечно! — голос свекрови стал резким. — Этот мальчик вам не родной! Зачем тратить на него жизнь?
Никита собрал мысли и тихо ответил:
— Марк перестал быть чужим с тех пор, как я выбрал Ирину. Любишь женщину — принимаешь и её ребёнка.
— Глупости, — раздражённо воскликнула Светлана Петровна. — Сейчас ты влюблён, а через пару лет поймёшь…
— Хватит! — оборвал её Никита, и в его голосе прозвучала сталь. — Проблема не в моём понимании, а в твоём.
— Марк — часть моей семьи. Если это неприемлемо для тебя, то, пожалуй, нам лучше прекратить общение.
— Не смей так со мной говорить! — вскричала свекровь. — Я твоя мать! Я всё для тебя сделала…
— Ты моя мать, но не хозяйка моей жизни, — спокойно сказал Никита, напряжённый, но твёрдый. — Если ты ещё раз попробуешь избавиться от Марка, я порву с тобой все связи. Это мой последний слово.
В трубке наступила тишина, затем короткие гудки.
— Прости, — опустился Никита на край кровати, закрывая лицо руками. — Я не думал, что она на такое способна.
Ирина молчала рядом, не находя слов.
— Думаешь, она успокоится? — спросила она.
— Нет, — ответил он с болью в глазах, — это только начало.
Три дня прошли в тягостном молчании. Светлана Петровна не звонила и не приходила. Никита казался напряжённым, рассеянным.
Ирина старалась утешить его, но тревога росла.
В четверг раздался звонок — на экране был номер свекрови.
— Нам нужно поговорить, — сказала та холодно. — Все трое. Сегодня вечером.
— Я не уверен, что это хорошая идея, — начала Ирина, но Светлана Петровна прервала:
— Девочка, речь о будущем моего сына. Либо вы придёте в семь, либо я приеду сама. Выбирайте.
Никита вернулся домой раньше, лицо было измождённым.
— Звонила мама, — тихо сказал он. — Хочет встречи.
— Ты веришь ей? — спросила Ирина.
— Нет, — покачал головой Никита. — Но надо попытаться всё уладить.
— Я боюсь за Марка, — прошептала Ирина. — Он не должен слышать это.
Никита обнял её:
— Всё будет хорошо. Он ничего не узнает.
В семь вечера они стояли у двери Светланы Петровны. Она встретила их спокойно, в дорогом костюме.
— Заходите, — мягко сказала она. — Я заказала ужин.
Стол был сервирован с изяществом — хрусталь, серебро, вино.
Светлана Петровна разложила блюда и села напротив.
— Я ошиблась, — сказала, глядя на сына. — Материнская забота заставила меня говорить глупости. — Обратилась к Ирине: — Прости меня.
Ирина молчала, не веря словам. Глаза свекрови оставались холодными.
— Я хочу исправить ошибку, — продолжила она. — Никита, помнишь завещание? Квартиру в центре, дачу, сбережения?
Никита нахмурился.
— Мама, не сейчас.
— Именно сейчас, — настояла она. — Хочу переписать всё на тебя и твоих будущих детей. Настоящих детей. — Сделала акцент на последних словах, глядя в сторону Ирины.
— Взамен прошу одно — не позволяй Марку называть себя твоим сыном. Пусть живёт с вами, но не занимайся им. Он тебе никто.
Никита медленно отложил вилку. В комнате похолодало.
— Значит, ты не изменила мнение? — тихо спросил он.
— Это компромисс, — пожала плечами свекровь. — Мальчик живёт с вами, но ты не тратишь на него силы и деньги. Логично.
Ирина почувствовала, как ярость разливается по телу. Пальцы сжались в кулаки.
Но прежде чем успела собраться с силами, Никита встал.
— Я всю жизнь стремился соответствовать твоим ожиданиям — престижное образование, карьера, деньги…
Он отвернулся к окну.
— Теперь понимаю: я был не сыном, а проектом. И если приму твои условия, никогда не стану настоящим отцом.
— О чём ты? — нахмурилась Светлана Петровна. — Я забочусь о твоём будущем!
— Нет, — покачал головой Никита. — Ты заботишься о своих фантазиях. Моя семья — Ирина и Марк. Это мой выбор.
Свекровь побледнела.
— Ты пожалеешь! Никакого наследства! Всё, что для тебя приготовлено…
— Оставь себе, — сказал Никита, взяв Ирину за руку. — Мы справимся сами.
Они ушли, не оглядываясь на крики и проклятия. На улице Ирина расплакалась — не от горя, а от облегчения.
— Ты уверен? — спросила она. — Это большие деньги.
— Моё будущее — вы, — сжал он её ладонь. — Всё остальное заработаю сам.
Через неделю Никита приехал за Марком после кружка. Впервые один.
— Мама занята? — спросил мальчик, забираясь в машину.
— Нет, — улыбнулся Никита. — Хотел поговорить с тобой, по-мужски.
Они поехали в парк, ели мороженое на скамейке у воды.
— Про бабушкин ультиматум я знаю, — тихо сказал Марк. — Стены дома словно бумага, даже наушники не спасают.
— Что думаешь? — спросил Никита.
— Ты выбрал нас вместо денег — это странно.
— Почему?
— Взрослые обычно выбирают деньги, — пожал плечами Марк.
— Я был сыном матери, теперь хочу быть отцом, — улыбнулся Никита. — Если ты не против.
Марк молчал, глядя на воду.
— Бабушка может передумать и вернуть наследство, если ты уйдёшь.
— Знаю, — кивнул Никита. — Отец — не тот, кто родил, а тот, кто выбрал и остался.
Они молчали, разделённые невидимой гранью — мужчина с первыми седыми волосами и подросток с длинными руками.
Марк пробормотал:
— Спасибо, пап.
Никита положил руку на плечо сына:
— Пойдём домой, мама волнуется.
Вечером они вместе готовили ужин, смеялись, делились планами.
Тем временем в особняке Светлана Петровна стояла перед зеркалом, в руках бокал вина.
Её отражение было безупречно, но глаза выдавали пустоту — впервые деньги проиграли человеческому теплу.
Она не знала, что через год Никита придёт с простыми словами: «Мы готовы принять тебя, если ты готова принять нас».
Что она научится называть Марка внуком — сначала сквозь зубы, позже с гордостью.
Но это было в будущем. А сейчас, на кухне, пропитанной ароматами свежего хлеба и базилика, три человека учились быть настоящей семьёй — сильнее крови и богатства.