Сын с невесткой выгнали пожилого отца из собственного дома, заявив, что места для него больше нет. Старик почти замерзал, когда что-то мягкое коснулось его лица.
Анри сидел на ледяной скамейке в парке на окраине Лиона, дрожа от пронизывающего холода. Ветер завывал, словно голодный волк, снежинки падали крупными хлопьями, а ночь раскинулась бескрайним чёрным покрывалом. Он смотрел в пустоту перед собой, не в силах понять, как человек, который построил свой дом собственными руками, оказался на улице, отвергнутым, словно ненужная вещь.
Несколько часов назад он был в родных стенах, которые знал до мельчайших трещин. Но сын Жюльен смотрел на него с холодной отчужденностью, словно на чужого человека, а не на отца.
— Папа, — спокойно сказал Жюльен, — мы с Джюли больше не можем так продолжать. Тебе, наверное, нужен уход — может, дом престарелых или отдельная комната. Пенсия у тебя есть.
Невестка молча кивала, принимая решение как нечто само собой разумеющееся.
— Но это же мой дом… — голос Анри дрожал не от холода, а от горечи предательства, разрывающей душу.
— Ты всё подписал, — безразлично ответил Жюльен, плечи его напряглись так холодно, что у Анри перехватило дыхание. — Бумаги в порядке, папа.
В тот момент старик понял — у него больше ничего нет.
Он не стал спорить. Гордость и отчаяние толкнули его просто отвернуться и уйти, оставив позади всё, что было дорого.
Теперь, сидя в темноте, укутанный в старое пальто, он ломал голову: как мог довериться сыну, воспитать его, отдать всё, чтобы оказаться теперь никому не нужным? Холод пробирал до костей, но боль в душе была сильнее.
Вдруг он почувствовал прикосновение.
Тяжелая, покрытая шерстью лапа легла на онемевшую руку.
Перед ним стоял большой, пушистый пёс с ласковыми глазами — почти человеческими. Он внимательно посмотрел на Анри и нежно сунул влажный нос в ладонь, словно говоря: «Ты не один».
— Откуда ты, дружище? — шептал старик, сдерживая слёзы.
Пёс замахал хвостом и мягко потянул за край пальто.
— Куда ты меня ведёшь? — удивился Анри, но голос уже не был полон печали.
Пёс упорно тянул, и Анри с вздохом решил пойти за ним. Что ему было терять?
Они прошли по заснеженным улицам, и перед ними открылась дверь небольшого дома. На пороге стояла женщина, закутанная в тёплый платок.
— Гастон! Где ты был, шалун? — начала она, заметив дрожащего мужчину, — О боже, ты выглядишь ужасно!
Анри хотел сказать, что справится сам, но из горла вырвались лишь хриплые звуки.
— Ты замёрзнешь! Заходи скорее! — схватив за руку, она почти насильно затянула его внутрь.
Анри очнулся в тёплой комнате. В воздухе витал аромат свежезаваренного кофе и сладость коричных булочек. Потребовалось время, чтобы осознать, где он, но тепло обволакивало тело, прогоняя холод и страх.
— Здравствуйте, — прозвучал нежный голос.
Он повернулся — у двери стояла женщина с подносом в руках.
— Меня зовут Клер, — улыбнулась она. — А вас?
— Анри…
— Анри, — улыбка стала шире, — мой Гастон не приводит домой кого попало. Вам повезло.
Он ответил слабой улыбкой.
— Не знаю, как вас благодарить…
— Расскажите, как вы оказались на улице в такую стужу, — попросила Клер, ставя поднос на стол.
Анри колебался, но в её глазах была такая искренность, что он начал рассказывать: про дом, сына, про предательство тех, ради кого жил.
Когда рассказ закончился, в комнате повисла тяжёлая тишина.
— Оставайтесь здесь, — сказала вдруг Клер.
Анри удивлённо поднял на неё глаза.
— Что?
— Я живу одна с Гастоном. Мне нужна компания, а вам — дом.
— Я… не знаю, что сказать…
— Скажите «да», — она улыбнулась снова, и Гастон, словно подтверждая, пододвинул нос к его руке.
В тот момент Анри понял: он нашёл новую семью.
Через несколько месяцев с помощью Клер он обратился в суд. Бумаги, которые заставили его подписать, признали недействительными, и дом вернули ему.
Но Анри туда не вернулся.
— Этот дом больше не мой, — тихо сказал он, глядя на Клер. — Пусть останется у них.
— Ты прав, — согласилась она. — Потому что твой настоящий дом — здесь.
Он посмотрел на Гастона, на уютную кухню и на женщину, которая подарила ему тепло и надежду. Жизнь не закончилась — она только начиналась, и впервые за долгие годы Анри почувствовал, что способен быть счастливым.