После того, как врач сообщил ей, что муж больше никогда не сможет ходить, она осталась молчать, словно застывшая в позе статуи. Она не реагировала, не показывая ни малейшего признака понимания: взгляд был расфокусирован, лицо не менялось, а растрепанные волосы не были убраны.
Лишь когда врач добавил: «Он пробудет здесь до конца недели, а затем вы сможете его забрать», она будто очнулась от оцепенения, и на ее лице вновь проснулось осмысленное выражение.
— Куда его забрать? – спросила она холодным, почти механическим голосом.
— Эээ, разумеется, домой… – растерялся врач. – Ему теперь придется часто оставаться у нас, так как мы не можем обеспечить круглосуточный уход, который вы могли бы ему дать дома, поэтому…
Он замолчал, когда та странная женщина, напоминая больше безжизненную куклу, чем живого человека, вдруг разразилась громким смехом. Решив, что шок от увиденного уже слишком велик, он налил ей стакан воды и предложил его, но она отказалась, поднялась, вытерла слезы, оставшиеся после смеха, и, уже стоя на пороге кабинета, заявила:
— Дома его ждет достойный уход!
По дороге домой она забрала из детского сада свою трёхлетнюю дочь. На ее лице играла улыбка.
Дома, после того как накормила девочку ужином, она села за компьютер и в течение часа оформила заявление о разводе на портале «Госуслуги». Затем, отключив телефон, она сложила вещи в два чемодана — свои и дочери, забрала все продукты из холодильника и кухонных шкафов и вызвала такси. На пару недель они ночевали в арендованной квартире.
На работе она потребовала перевода в другой регион, ближе к родным местам, где остались ее семья и несколько друзей детства. Как и ожидалось, начальник сначала сопротивлялся.
— Ну что ж, тогда я увольняюсь, — спокойно произнесла она.
Заявку о переводе приняли и отправили на согласование, ведь она была одним из тех сотрудников, которых компания никак не могла позволить себе потерять.
Позднее вечером, включив телефон, она сразу оказалась в центре шквала звонков, голосовых сообщений и текстовых уведомлений.
«Где ты? С кем? Почему не отвечаешь?! Почему не пришла в больницу сегодня? Где же нормальная, домашняя еда?» — требовательно вопрошал муж в сообщениях.
Голос золовки, почти переходивший в визг, сообщал: «Не будь такой эгоисткой! Он так нуждается в тебе, а с тобой никак нельзя связаться!»
— Почему я не могла дозвониться тебе целых сутки? Почему Сережа остаётся один, а у тебя настолько важные дела, что ты даже не можешь уйти с работы ради него?! — кричала свекровь, — Ты ведь знаешь, что он теперь нетрудоспособен, не может самостоятельно передвигаться, и тебе придется за ним ухаживать! Ты сообщила на работе, что вынуждена уйти? Или уже покинула банк?
— Единственное, откуда я ушла, — ответила она четко, — это из нашего брака и из квартиры вашего сына. Передайте Серёже, что я ему больше не жена, и он мне не муж. Дома его не ждет никто. Заботиться о нем я не буду, мне достаточно заботы о дочери. Мое заявление о разводе уже принято, так что юридическая свобода — вопрос времени. Как он теперь будет жить — меня не волнует, а забота о нем — это теперь ваша проблема.
Все номера, связанные с мужской семьей и друзьями, сразу же оказались в списке заблокированных. И она улыбалась.
Свекровь не была из тех женщин, которых можно было просто так исключить из жизни нажатием кнопки «блокировать». Она начала бурно действовать, стремясь вернуть здравомыслие своей бывшей невестке. Ведь как еще можно было объяснить такое поведение и слова?
Муж свекрови целый год работал на вахте, чтобы его жена и дочь имели все необходимое для комфортной жизни. Он никогда не поднимал голос, любил жену и обожал ребенка. Саму же она с полутора лет заботилась о внучке, позволяя невестке строить карьеру. Она закрывала глаза на то, что карьера, по мнению свекрови, стоила дороже, чем забота о муже и дочери. Но чем невестка отплатила за такую «поддержку»? Она убежала в темноте, узнав о том, что муж попал в автокатастрофу и стал инвалидом.
Отказавшись исполнять обет «и в горе, и в радости», она подала на развод!
Окружающие, узнав о том, как поступила эта «эгоистичная неблагодарная женщина», закатывали глаза, переговаривались, высказывали сочувственные, но осуждающие мнения, считая, что ее нужно вернуть на правильный путь и вернуть в семейное гнездо. Ведь кто теперь будет заботиться о Сергее? Его мать уже в преклонном возрасте, а у сестры своя семья — кому же тогда придется ухаживать за недееспособным мужчиной?
Связаться с невесткой никак не удавалось: она не брала трубку, не отвечала на сообщения, прекратила общение с общими знакомыми, и ее новое место жительства стало загадкой. Тогда свекровь приняла крайнюю меру: однажды утром, несмотря на протесты сына, который не хотел, чтобы его видели в инвалидном кресле, она направилась прямо к месту работы невестки, вместе с ним.
У входа в здание банка, где работала бывшая невестка и его пока еще жена, они стояли, ожидая её. Издалека она увидела свекровь, решительно держащуюся за ручки кресла, в котором сидел некогда сильный и здоровый муж. Теперь он казался съежавшимся, высохшим и стареющим, как будто готовым пожертвовать зрением или слухом, лишь бы оказаться подальше.
Мать мужа начала кричать еще до того, как подошла ближе. Она выкрикивала в лицо невестке все обвинения, которые в течение последних двух недель с таким энтузиазмом сообщала каждому встречному. Кричала так громко, чтобы привлечь внимание прохожих и сотрудников банка.
И вдруг, взглянув еще раз на невестку, она подавилась очередной тирадой, а муж замер от потрясения.
— Во-первых, она обращалась к ней с равнодушием, как к обычной мусорной урне, стоящей позади.
— Во-вторых, она смотрела на своего ослабленного в кресле мужа и… улыбалась. Выражение ее лица было таким, как у человека, который увидел нечто прекрасное и теперь хочет сохранить этот образ в памяти навсегда.
Подойдя вплотную, она наклонилась к нему так, чтобы их лица оказались на одном уровне, и громко произнесла семь слов, от которых двое коллег, спешащих на работу, застынули на ступеньках:
«Теперь ты поймешь, что такое настоящая беспомощность!»
Поднявшись по лестнице, она исчезла в вестибюле, больше не произнеся ни слова.
Это был её последний рабочий день в данном подразделении, и она провела его в социальной изоляции. Коллеги избегали общения, опускали глаза, проходя мимо, а вокруг постоянно раздавались обрывки разговоров: «… не захотела возиться с инвалидом…», «бросила его, как только узнала…», «…очевидно, к любовнику ушла, зачем ей эта обуза…», «…эгоистка, муж её встречал каждый день, а она…».
А она продолжала улыбаться.
В конце дня, когда смена завершилась, деньги сданы, документы подписаны, личные вещи уложены в небольшой рюкзачок, и она уже направлялась к выходу, раздался голос, который, видимо, отражал мысли всех, но осмелился произнести только один человек:
— Ты теперь сможешь смотреть на себя в зеркало без стыда?
Она обернулась, и на неё устремились несколько десятков взглядов, полных презрения, осуждения и снисходительности.
— Впервые за три года я смотрю на себя в зеркало без стыда! — ответила она и навсегда закрыла за собой дверь.
Через несколько часов поезд уносил их с дочерью в сторону новой жизни. Она не знала, что их ждет впереди, но была уверена: больше никто никогда не заставит её чувствовать себя зависимой и беспомощной, как это делали муж и его семья все эти годы.
Те, кто знал эту историю лишь с одной стороны и презрительно отзывался о ней, никогда не смогли понять, что значит быть на её месте — женщины, которая буквально выживала с ребенком в одиночестве, несмотря на видимость семейного благополучия.
Никто не осознавал, как сильно она устала, когда, шатаясь от многомесячного недосыпа, просила мужа посидеть с ребенком хотя бы на час, чтобы она могла хоть немного отдохнуть, а вместо поддержки слышала в ответ:
«Ты ведь в декрете! Ребёнок — это твоя полная забота, а тебе что, нужно и малыша качать, и деньги зарабатывать?» — и он уходил к своим друзьям, оставляя её наедине с бессилием.
Никто не понимал её отчаяния, когда муж, осознав, что живой ребенок не похож на тех улыбающихся карапузов из рекламы, вместо того чтобы разделить ответственность, перевелся работать по вахтовому методу, чтобы реже появляться дома.
Никто не подозревал о её боли, когда из-за постоянных хлопот с ребенком она так и не смогла попасть к врачу, и в итоге её срочно доставили в больницу на скорой, где провели операцию, неделя в реанимации, а затем месяц лечения с постоянным согнутым видом. Врачи упрекали её за халатное отношение к собственному здоровью, а всю эту ситуацию решала семья мужа, которая, казалось, «устала от её ребенка!»
Никто не знал, что деньги, которые муж зарабатывал «ради семьи», по мнению матери мужа, расходились не на благо, а на его прихоти, оставляя ей мизерные суммы на продукты, заставляя выпрашивать дополнительные средства для себя и ребенка.
Никто не присутствовал при их первом, единственном разговоре о разводе, когда муж в ярости крушил всё вокруг, пугал ребенка, разбивал телефон, а на следующее утро исчезал, забирая все наличные, банковскую карту и продукты из дома — наказание за то, что она решилась выступить против своей участи.
Именно тогда она направилась к свекрови — пешком через полгорода с дочерью в коляске, так как денег даже на автобус не хватало. Она рассказала всё, показала пустые кухонные шкафы и холодильник, а в ответ услышала:
— Что ты сделала? Наверное, изменила ему? Он не мог так разозлиться ни с того, ни с сего!
Свекровь всю жизнь жила, оглядываясь на мнение окружающих, и вопрос «а что скажут люди?» для нее был священным. В итоге было решено: она вернется на работу, больше не будет говорить о разводе, сохраняя видимость благополучия, а свекровь займется внучкой. Однако «помощь» свекрови оборачивалась постоянными упреками и обесцениванием её как матери, хозяйки и женщины.
Она терпела, но больше не желала оставаться в плену зависимости от других.
Никто не знал, что муж, едва узнав о её возвращении к работе и в жизнь, называл её самыми жестокими словами, угрожал и проклинал, требуя второго ребенка последние два года не из-за любви, а чтобы вновь сделать её зависимой.
И, конечно, никто не догадывался, что почти каждый день он встречает её на работе, подвозит в детский сад, а затем возвращается домой не из заботы о ней, а из страха потерять возможность чувствовать свою всесильность за её счет.
Кроме того, муж, которого не стыдно было назвать человеком с извращенной гордостью, никому не признался, что стал инвалидом из-за того, что сел за руль в нетрезвом состоянии. Нетрезвость была следствием того, что она пришла к нему с работы на час позже обычного — они отмечали день рождения коллеги, и она не посчитала нужным предупредить его. Назвав её женщиной легкого поведения, он оставил её на стоянке у работы, поехал «заливать горе», и так и не доехал до дома.
Поезд уносил её всё дальше от места заточения, от жизни, в которой она чувствовала себя пленницей. Женщину, которая, по мнению окружающих, оставила своего любящего мужа в самый трудный период, отказалась стать его няней и сиделкой, разрушив семью и предав того, кто годами заботился о ней и дочери!
Она была свободна. И она улыбалась.