Два года прошло, а дочь ни разу не позвонила. Словно вычеркнула меня из своей жизни. А мне уже почти семьдесят…
Мою соседку, Галину Петровну, все в доме хорошо знают. Ей 68, она живет одна. Иногда захожу к ней с чем-нибудь к чаю — просто, чтобы пообщаться. Она — добрая и интеллигентная женщина, всегда с улыбкой, часто вспоминает путешествия с покойным мужем. Но о семье говорит редко. И вот перед праздниками, когда я зашла к ней с угощением, она вдруг решилась открыть мне свою душу. И тогда я впервые услышала историю, от которой моё сердце сжалось.
Когда я пришла, Галина Петровна выглядела неважно. Обычно энергичная, она сидела молча, уставившись в одну точку. Я не стала расспрашивать, просто налила чай, поставила пряники и села рядом. Она долго молчала, как будто что-то решала в себе. А потом, вздохнув, заговорила:
— Два года… Ни звонка, ни письма. Я пыталась звонить, но номер не существует. Адрес её я не знаю…
Она замолчала. В её глазах мелькнули годы, а потом, словно прорвавшись, она продолжила:
— Мы с Виктором были счастливы. Поженились молодыми, детей не спешили заводить, сначала хотели пожить для себя. Его работа позволяла много путешествовать. Мы смеялись, строили наш дом вместе. Он сам своими руками создал для нас гнёздышко — просторную квартиру в центре Екатеринбурга. Мечта его жизни…
Когда родилась дочь, Анастасия, Виктор буквально засиял. Он носил её на руках, читал сказки, был с ней каждую минуту. Я смотрела на них и думала: мне больше ничего и не нужно. Но десять лет назад Виктора не стало. Он долго болел, мы боролись до последнего, потратили все силы. А потом… тишина. Пустота. Такое чувство, как будто сердце вырвали.
После его смерти Анастасия начала отдаляться. Сняла квартиру, ушла жить отдельно. Я не возражала — взрослая, пусть строит свою жизнь. Она навещала меня, всё было как обычно. Но два года назад она пришла и прямо сказала, что хочет взять ипотеку, чтобы купить себе жильё.
Я вздохнула и честно сказала, что помочь не смогу. Все накопления с Виктором ушли на его лечение. Моя пенсия едва покрывает коммунальные услуги и лекарства. Она предложила… продать квартиру. Мол, куплю себе однушку где-нибудь за городом, а оставшиеся деньги пойдут на первый взнос.
Я не смогла. Это не о деньгах — это о памяти. Эти стены, каждый угол — всё это Виктор делал своими руками. Это моя жизнь. Как я могу это отдать? Она кричала, что отец всё для неё делал, что квартира всё равно достанется ей, что я эгоистка. Я пыталась объяснить, что хочу, чтобы она когда-нибудь пришла сюда и вспомнила нас… Но она не слышала.
Тогда она хлопнула дверью и ушла. С тех пор — тишина. Ни звонка, ни поздравлений. Потом я случайно узнала от подруги, что Анастасия всё-таки взяла ипотеку и теперь работает на двух работах без отдыха. Ни семьи, ни детей. Даже подруга её не видела полгода.
А я… жду. Каждый день смотрю на телефон, надеюсь. Но он молчит. Наверное, номер она сменила. Возможно, не хочет меня видеть. Думает, что я предала её. Но мне скоро семьдесят. Не знаю, сколько ещё просижу в этой квартире, сколько вечеров проведу у окна, в ожидании. И не могу понять, чем же так её обидела…